Леночка из столбняка вышла, но ответить не удосужилась.
– Я потом зайду, – пробормотала она, развернулась и вышла, даже не покачивая худыми бедрами.
– Чего это она? – удивился я.
Надежда пожала плечами, потом посмотрела на стол перед собой и вдруг рассмеялась. Я проследил ее взгляд и поддержал веселье – мы сидели, крепко схватив друг друга за руки.
– Ты женат? – спросила она деловито.
– Нет. Я с мамой живу. Но в двушке.
– Это хорошо. Я-то замужем…
Она нахмурилась, но я понял, что речь идет не о трагедии, а всего лишь о проблеме. Надя сейчас сожалеет не о муже, которого придется бросить, а о времени, которое придется на это потратить.
Уже в машине я поинтересовался:
– А кто муж?
– Хороший человек, – Надя ловко выруливала с универской парковки. – Проректор по хозчасти. Ничего, разберемся. Твоя мама как отнесется, если я сегодня перееду?
Я поскреб подбородок. М-да… Мама, мягко говоря, будет удивлена… Ничего, сердце у нее, кажется в порядке. Сосуды пошаливают, но не настолько, чтобы наш разговор закончился инсультом.
– Я подготовлю, – пообещал я. – Она вообще-то добрая.
– Расскажи про нее поподробнее, – попросила Надя.
* * *
Мама очень долго не могла поверить, что я не шучу. А когда поверила, села на табуретку и замолчала, тупо переводя взгляд с одного предмета интерьера на другой и мусоля в руках носовой платок.
– Она молодая? – жалобно спросила мама.
– Ну… не соплюха… немного старше меня.
Мама прижала платочек ко рту.
– Ой, – сказала она.
Я обнял маму и пообещал, что Надя ей понравится. Что если не понравится, я ее выгоню. Что все будет хорошо. Что у нее самый умный сын в мире.
– Это в математике ты умный, – безнадежно сказала мама.
Надя позвонила в дверь уже ближе к одиннадцати. Затаив дыхание, я открыл дверь… и вдох застрял внутри, не сменившись выдохом. Перед дверью стояла очень испуганная молодая женщина, сжавшаяся так, чтобы при любом резком движении или окрике броситься наутек.
– Это моя Надя, – сказал я и повернулся к маме.
Мама рассматривала мою половинку с жалостью. Может быть, она и собиралась изобразить вежливое отчуждение или даже угрозу, но как можно угрожать маленькой бедной собачке, которая, дрожа от холода, просится в тепло.
– Вы проходите, – сказала мама, – я сейчас чайку соображу.
Потом мы сидели за столом и пили чай. Надя краснела так естественно, что меня завидки брали. Краснела и поглядывала на меня каждый раз, когда собиралась что-то сказать. Вроде как разрешения спрашивала. Мама незаметно для себя перешла на ты и все ругала меня, что я раньше их не познакомил.
