За окном было светло, но пасмурно. Мокрый пырей простирался в бесконечность, где-то в дымке далей сливаясь с серой пеленой низко нависшего неба, — серое одиночество, пустыня. Закурив сигарету, Рейнхарт смотрел на тянувшееся за окном пространство и вспомнил, что бутылка у него в ногах уже пуста.
Где же это его сморил сон? Чайки. Сирена в тумане. Море, что ли?.. Подъезд гостиницы, цветы из крученого железа в электрическом свете. Должно быть, Мобил. А он едет в Новый Орлеан. На сей раз в Новый Орлеан.
Вот это и есть, подумал Рейнхарт, та самая дикая степь, где де Гриё вырыл могилу для Манон, — безрадостный конец одного безумства. Он мысленно напел ее арию «Non voglio morire»[1]. «Идиотство, — вдруг сказал он про себя, — до чего ловко мы умеем сводить все настоящее к его манерным отражениям в искусстве». Пальцы его, державшие сигарету, были грязные, пожелтевшие от табака, с черными полукружиями под ногтями; он взглянул на них с отвращением и пожалел, что не осталось выпить.
Мимо проносились вывески: «Бреннанс — Завтраки»… «Швеггманс — Супермаркет»… «Отель „Линкольн“ — Только для цветных»… Полотно дороги возвышалось над землей, и, наклонившись вперед, он видел дощатые домишки и у причалов, гниющих в грязи, — лодки, похожие на выловленных рыб. Там и сям среди травы торчали одинокие голые деревья, изогнувшись под кладбищенскими бородами испанского мха на манер виселиц.
— Похоже, дождь будет.
Это продавец Библий проснулся и расчесывал волосы, глядя на утро снаружи. Рейнхарт не сразу его вспомнил.
— О, — сказал продавец Библий, — кажется, почти приехали.
А, да, подумал Рейнхарт.
— Уже близко, — сказал он. — Как себя чувствуешь?
— Нормально. Надеюсь встретиться сегодня с командой.
— Может, подождут тебя.
— Ну, нет, — сказал малый. — Это им нельзя. Пропустил встречу — выкручивайся сам. Так это устроено.
Рейнхарт улыбнулся, глядя, как лицо парня вмиг приобрело выражение мрачной решимости.
— Так устроено, а?
Он чуть не рассмеялся в лицо парню. Сволочи, подумал он. А, ладно.
— Что такое? — спросил продавец Библий.
— Ты бы дал телеграмму родителям, друг.
— Нет, сэр, — сурово ответил малый. — Я лучше буду голодать.
Ишь мерзавец, подумал Рейнхарт. Он вспомнил, как в Висконсине они учились по букварю и учебникам Макгафи.
— Ну, удачи тебе, — сказал он.
— Спасибо, — вежливо ответил парень.
— Озеро Понтчартрейн, — возгласил автобусный динамик.
Вместо травы и плетей стелющихся растений появилась чуть заметная зыбь, и автобус помчался над стеклянно-неподвижной водой. Вдалеке под черным небом кружила стайка бакланов. Рейнхарт забыл про соседа.
