— У нее полно приятелей, если верить Карен Оберн.
— Эскорт. Она их называет «эскорт».
— Может быть, ты что-нибудь скрываешь от меня, Фил?
Квинлан развел руками как человек, никогда всего до конца не выкладывающий.
— Мне нужен материал в газету, и все.
— Нет. Чего-то ты не договариваешь. Как правило, всегда… или после снижения тиража, все равно…
— Тираж растет, Чак.
— …статьи пишутся быстро. Если только не по специальному рецепту.
Ты вытянул газетную секцию и продемонстрировал.
— Вот эта — одна из самых больших статей в сегодняшней газете, она в три раза больше, чем та, что о последних обвинениях Мак-Алистер, или та, об изменениях планов мэра в который раз перестроить площадь Таймс. А эта статья о цветочках? Или о ягодках? Полно слов, не понятно о чем.
— К чему ты клонишь, Чак?
Ты перевернул страницу:
— Вот тут я пропустил заметку о ремонте лепных розеток на потолках.
— Они рассыпаются.
— Я и не знал. Когда тираж сократился, переправа через реку кажется поездкой за море. В том месяце я съездил в Принстон, запросил деньги за прокат машины и суточные, получил от Стасио выволочку по третьему разряду, почему, мол, я не взял информацию по телефону. Похоже, до него все-таки дошло, когда внятно объяснили, что жена губернатора — слишком породистая кобыла и к телефону не подходит.
Квинлан натянуто рассмеялся:
— Забавный случай. Ты взял машину напрокат?
— А сейчас ты мне говоришь, что у меня сколько угодно времени, я могу поехать в Колумбию, если угодно.
Исполнительный редактор протестующе поднял руку:
— Ну, в Колумбию…
— Фил, по телефону мне никто не сообщит, была ли Фрэнсис Мак-Алистер королевой наркобизнеса.
— Я же не утверждаю, что она замешана в этом, господи боже мой. Просто хочется узнать, что она думает о бывших дружках-идеалистах, загребающих там бабки.
— Я чувствую, Фил, что люди наверху, — забыл, что сам нахожусь наверху, — что кое-кто здесь не хочет пускать Фрэнсис Мак-Алистер дальше, считая, что она уже достаточно продвинулась. Вероятно, кому-то не хочется, чтобы она рассчитывала долго продержаться и на этом уровне.
Квинлан принялся поучать:
— Для газеты нормально иметь редакционную точку зрения наряду с объективными материалами. Но ты прав — они ее не любят. И никогда не любили. Но к тому, что ты будешь писать, это не имеет никакого отношения.
Ты встал и подошел к стене, где развешаны увеличенные фотографии разных интересных моментов недавней истории: латиноамериканцы с мачете, истощенные африканцы, жизнерадостные астронавты на фоне экстравагантного облака дыма, доказывающего неоправданность их оптимизма, вундеркинд, великий спортсмен, гигантский панда. Ты пристально изучаешь фотографию женщины, рыдающей над телами четверых детей. Совершенно непонятно, что послужило причиной их смерти. Потом ты повернулся и сказал Квинлану:
