Как тут же выяснилось — ещё и не разувшись: какое-то время Лара поражённо смотрела на свои ноги в модных сапожках, лежащие на её собственной подушке. Так она у себя дома?
Всё: от прозрачного холодильника до, собственно, самой планировки квартиры — по её задумке строители во время ремонта снесли стенку между кухней и комнатой — всё говорило за то, что она у себя дома.
Аккуратно, стараясь не потревожить гудящую голову, Лариса опустила ноги на пол. Но при попытке встать она пошатнулась и едва не растянулась на полу: под её каблучок подвернулось нечто округлое и подвижное, чему там быть явно не полагалось.
Лара с удивлением посмотрела на большую бутылку из-под «Бейлиса», откатившуюся в сторону и замершую возле другой, в прошлом, судя по форме и ярлыку, содержавшей «Айриш Крим». Она пила?
Не может быть. Допиться до того, чтобы завалиться в постель прямо в сапогах? Бред. Да и с чего бы ей…
Конечно. Озарённая воспоминанием, она опять опустилась на кровать. Её же бросил Мик.
* * *
Странное дело. Она совершенно отчётливо помнила, как гуляла по Питеру с Владом. И всё. Следующим в её памяти было пробуждение в собственной квартире. Как она оказалась дома? Куда делся Влад? Что и с кем она пила? Ничего этого в памяти не обнаруживалось. Присутствовало только чёткое, не вызывающее сомнений знание, что Миктиан её бросил. Но откуда она это знает тоже оставалось тайной.
Да и похмелье — если это было похмелье — было необычным. Её не тошнило, пить не хотелось, движения, как это бывало в таких случаях, не причиняли мучений. Только гудела голова. Но, на всякий случай, она достала из холодильника большую бутылку минералки и сделала несколько крупных глотков. На языке моментально появился странный гадостный привкус и в памяти почему-то возник образ грязной кружки с кисловатой коричневой бурдой, по запаху отдалённо напоминающей кофе. Но когда и почему она пила эту отраву, Лара вспомнить не могла.
Она присела на краешек высокого кухонного табурета и снова принялась рыться в памяти. Спустя пару минут она заметила: имя Миктиана стойко ассоциируется у неё с какими-то непонятными кольцами. Но что это за кольца, и каким боком они связаны с ним, она вспомнить не смогла.
* * *
Она выпила ещё воды. Немного меньше, чем треть бутылки. Жажда возникла неожиданно, из ниоткуда. И так же неожиданно пропала. От ледяной воды заныли зубы. На секунду Ларисе почудилось, что она сидит не на табурете в собственной кухне, а в старом продавленном кресле у ободранной стены, покрытой странными символами, и рядом есть ещё кто-то. И этот — или эти — кто-то внушают ей страх, хотя где-то в глубине души она знает, что всё будет хорошо.
