— Но что мне делать, если туда, куда идет тело, идет и душа? — тихо, виноватым голосом, сказала мадам О. — Сестра, что бы вы там ни говорили, я все равно проживу жизнь беззаботно, словно месяц, плывущий в облаках.
— О да, — громко сказала Табакне, растягивая слово «да», — что ж, попробуй так прожить. Я буду громко бить в чжангу[40] и аплодировать тебе.
Даже она, суровая Табакне, не могла остановить ее выходки. Мадам О всегда находила оправдание для своего выбора. Маленький мужчина нравился, потому что был невысокий, толстый казался ей здоровым, мужчина с помятым лицом — человеком, которого никто не любил, а бедный выглядел как скромница, поэтому его стоило пожалеть.
— Мне иногда хочется стать тобой, чтобы узнать, что у тебя на душе, — говорила Табакне в минуты злости.
— Еще до того, как умру, я собираюсь полностью очистить мир от злых энергий вдов моего клана, страдавших от страсти и желания быть любимой. Я хочу жить в этом мире, впитав в себе их несчастную и горькую любовь, — тихо сказала мадам О, с грустью вспоминая, как они проводили жизнь в сигаретном дыме, растворяя в нем свои невысказанные чувства.
— Скажи, если у тебя душа широка, словно мешок из брезента, разве не будет в нее залетать ветер? Разве не будет, даже в разгар лета, мерзнуть грудь и холодеть спина? — насмешливо спросила Табакне.
— Возможно, сестра, но не мастер тот, кто, боясь, что уколет палец бамбуковой иглой, сделает вид, что не видит, как порвана резиновая обувь.
— Да, когда ты раскрываешь рот, ты говоришь красиво.
Если послушать их, они разговаривали так, словно вставляли возбуждающие вставки в пхансори[41], но результат всегда был одинаков: более красноречивая Табакне сыпала соль на раны мадам О.
— Мисс Мин, пока еще не поздно. Если ты скажешь «нет», мы не будем проводить этот обряд. Поскольку в наши дни правила кибана практически не соблюдаются, теперь не те времена, когда обращают внимание на то, сделала кисэн хвачхомори или нет. Тем более, ты же говорила, что у тебя есть любимый, который сильно возражает, — мягко сказала мадам О, обратившись к ней.
— Нет, мадам-мать, — тихо, но решительно ответила мисс Мин, опустив голову. — Я подниму волосы валиком.
— Когда кисэн влюбляется, то считай ее карьера закончилась, — сказала Табакне. — «Тело и душа должны жить отдельно друг от друга» — это путь и правило, которое она должна соблюдать. Если туда, куда идет тело, идет и душа, как у мадам О, — это конец. Ты понимаешь, что это значит? Вы с гордостью говорите, что вы, мол, кисэн нового поколения, но причина того, что до сих пор гости не относятся к вам пренебрежительно, состоит в том, что Буёнгак не выбросил старые традиции, а сумел сохранить их до сегодняшних дней, пусть даже в скромном виде.
