— Верно.
— Так вот надо думать не только о детях, о себе тоже. Будет наша работа мукой или нет — зависит только от нас. Поэтому вот мой совет. Не трогайте их даже пальцем, особенно девочек — они тут же завопят во всю глотку, что вы ущемляете их права, — но обязательно найдите способ показать им, кто в классе хозяин. Мы все прошли через это. Грейс они боятся, Селму Дру уважают за ее язык — она только с виду и мухи не обидит, но если ее задеть, превращается в фурию.
Мне-то самой проще: я в этом районе родилась, они это знают, в случае чего всегда могу дать сдачи. Не позволяйте им сесть вам на голову, Рики, иначе они вам устроят райскую жизнь. Сначала как следует их прижмите, а если увидите, что они приняли вас, хотят работать, можете всегда приспустить вожжи. Этот осел Хэкмен хотел завоевать дешевую популярность. Он с самого начала дал нм длинный поводок, на нем они его и повесили. Так и надо безмозглому дураку. — Она замолчала, допила свой чай. — Пейте чай, Рик, остынет.
Она соскочила со стола.
— Запомните, им ничего нельзя спускать, никому из них. — И, подхватив чашки, упорхнула, бодрая и порывистая, словно майский ветерок.
До звонка еще оставалось время. Я установил на специальную подставку доску и стал ждать возвращения учеников даже с некоторым нетерпением. Когда все расселись по местам, я сказал:
— Сейчас мы проведем урок арифметики, посвящен он будет системе мер и весов. Как и на уроке чтения, я постараюсь выяснить, что вам об этой теме известно. Пожалуйста, отвечайте на мои вопросы как можно полнее. Кому-нибудь известна система весов эвердьюпойс?[4]
— Эверде что?
— Эвердьюпойс, — повторил я, следя за правильностью произношения. — Эта система относится к весам, которыми пользуются в бакалейных и тому подобных лавках.
— A-а, эту систему я знаю. — Это подал голос коренастый парень, он сидел на парте развалившись. — Там веса такие: тяжелый, полутяжелый, средний, полусредний, легкий, полулегкий, легчайший, наилегчайший.
При этом юн, словно карапуз в детском саду, поднял перед собой обе руки и стал загибать пальцы. Когда он остановился, по классу прокатилась волна хохота. Парень поднялся и с самым серьезным видом раскланялся во все стороны. Это было проделано настолько комично, что в другой обстановке я, наверно, хохотал бы не меньше других. Но я находился у себя в классе, и слова Клинта еще звучали у меня в ушах. Я скрестил руки на груди и, опершись о край стола, стал терпеливо ждать. Наконец, когда все отсмеялись и утихли, я спросил:
