– Ясно, – сказал он.
– Настоящие евреи что, все так себя ведут? – спросил я его.
– Как? – спросил он.
– Ой, вей, фаршмак, тырыпыры, Моня-шмоня, я имею сказать за то шо, – перечислил я.
– Нет, конечно, – засмеялся он.
– Он меня уже затрахал этими карикатурными заскоками под Бабеля, – сказал я.
– Под кого? – спросил еврей-красильщик.
– Бабеля, – сказал я.
– Что за хрен? – спросил красильщик.
– Писатель, еврей, – сказал я.
– Я не читаю книг, некогда, – сказал он и продолжил месить одежды в чане, как большой грустный носатый енот.
Говорю же, это был нормальный парень. Потом он, кстати, чудом вырвался и уехал. Я от всей души надеюсь, что его не прихлопнули эти притыркнутые сирийцы, или с кем они там постоянно воюют. Хотя надежды мало. Хорошие парни всегда попадают под самую раздачу. Я похлопал его по плечу и вернулся в свой цех. Само собой, мы взяли на себя и глажку одежды. От этого в цеху повис пар, и мы перекрикивались друг с другом, как гребанные альпинисты-спасатели в тумане где-то в Альпах.
– Работа у вас загляденье, – сказал босс, – и работа, и паровая баня.
Он не шутил.
ххх
К исходу второго месяца мы получили расчет. По десять долларов. В свой единственный выходной в то лето я поехал на рынок и купил на все деньги портфель. Когда приехал с ним домой, брата не было. Я положил портфель на его матрац и прикрыл наволочкой от подушки. Лег, и только тогда заметил, что рядом с моим матрацем лежали очки.
Как у Сталлоне в «Кобре».
ххх
– Любчики, – сказал босс, – я имею вам сказать за шкаф.
– Что? – спросил я, не видя его из-за пара.
– Шкаф, – крикнул он. – У вас нет мебели.
– Да, – крикнули мы.
– Мой друг таки Моня с улицы Ботанической-Агрономической едет в Канаду, у него там серьезный автомобильный бизнес, – крикнул он, – и оставил свои шкафы мне, ему-то не нужны, отдал даром, лишь бы вывез.
– Замечательные шкафы, ОХЕРЕННЫЕ! – сказал он.
– Высший класс, качество супер, – сказал он, – но я отдаю их вам.
– Спасибо! – растрогались мы.
– Берите, лишь бы забрали, – сказал он.
– Спасибо! – растрогались мы УЖАСНО.
– Они с антресолями, – гордо сказал он.
– Любимые любчики, племяши, – сказал он, обращаясь к какому-то херу с папкой, видимо, из налоговой полиции, – дети двоюродной сестры.
– Работают за деньги? – спросил хер с папкой.
– Нет, шо вы такое говорите, – сказал босс. – Говорю же, племяши. Помогают по хозяйству.
– Личному, домашнему хозяйству, – сказал он.
– Все для себя, для большой семьи, а не на продажу, – закончил он.
