Кося зелёным глазом, мимо прошмыгнул кот, вспрыгнул на печной приступок, выразительно уставился на гостей. Всеслав широко развёл руками, приглашая к столу.
Баня оказалась замечательной. С собственным, хозяйского изготовления, квасом и ароматными вениками. Машка истошно визжала и норовила забиться под лавку, когда разошедшаяся Соня со злорадным огнём в глазах плескала на раскалённые камни очередную шайку.
Потом потянулись мальчишки, им Всеслав прочёл целую лекцию – они-то бани никогда и в глаза не видели.
А потом…
* * *
После парной они маленько оттаяли, до того глядели совершенными волками – боялись, не понимали, скрывая страх под напускной крутостью. Под туристскими куртками пряталось оружие, с ним рассталась только одна, по имени Соня, – их командир. Она, кстати, единственная, кто смотрел не со страхом, а с какой-то диковинной, жадной надеждой.
Я соорудил самовар, выставил самодельных варений, невольно вспоминая совсем другое угощение. Разговор у нас пошёл, протянулись ниточки, зазвучали правильные слова; и чем больше всматривался я в ребят, тем яснее понимал – не просто так они сюда пришли, хоть и своей волей, а кто-то помог им отыскать дорогу. Но при этом – совсем не то, что Там, Наверху.
Конечно, по первости я приглядывался чуть ли не с подозрением. Памятуя Лику, я всматривался в сидевшую прямо напротив меня Соню – но всё впустую. Чистая она была, моя сегодняшняя гостья, чистая и настоящая, каких уже давным-давно не встречалось на моём пути. Чуть смугловатая, с остреньким подбородком и большими ясными глазами, ясно, что в ней намешано немало кровей, как и во всех нас; она говорила больше всех и с настоящей страстью.
Хотя, остуживал я себя, ты ведь точно так же не распознал и Равноапостольную. Даже после того, как та начала экзорцизм. Видно, это была не просто личина: кто-то на самом деле отправил ко мне ту несчастную монашку, тот головастый настоятель, с которым я всё сулился разобраться да так и не разобрался – уже много лет я не отхожу далеко от хранимого Меча.
Пока то да сё, пока сидели обедали-чаёвничали, пока бродили-гуляли по окрестностям – вывел я их к Чёрному озерку, где фильтрованная через сфагнум вода чище лабораторной и где шагни с берега – сразу глубина выше роста, – спустился вечер. А потом и ночь наступила, и филин, давний мой знакомый, троекратно проухал над избой – мол, выходи, на звёзды полюбуемся, покалякаем. Правда, подождав маленько, понял, что я занят, никуда не пойду, и думал было обидеться – да, видно, амбарный ему вовремя шепнул, что дело серьёзное. Ухнул ещё пару раз печально и улетел в поле, мышковать.
