– Слышь, мужик, надо сматывать! – Толик развернул меня на дорожке и потащил в обратную сторону. – Слышь! Надо где-то, как-то, куда-то…
Я сбросил с плеча его тяжелую руку и остановился:
– Во-первых, Анатолий, мы никогда с вами не переходили на «ты», и вы годитесь мне в сыновья, если не во внуки… Во-вторых…
– Слышь, ты, погоди!
– Вы! погодите!
– Какая хрен разница! – Толик опять развернул меня и опять потащил по дорожке. – Тут всюду видеокамеры. Тут всюду следят.
– Ну да, – я опять освободился от его руки. – Ну и что?
– А то, что, когда все начинают свои права показывать, они приводят к последствиям где-то, как-то!..
– Кто приводит? Куда приводит? Анатолий!
Сказать по правде, я не понял смысла этой его последней фразы и запомнил ее именно ради ее абсурдности. Речь Толика казалась мне бессмысленным набором восклицаний, и я начинал не на шутку злиться, тем более что прапорщик снова пытался обратать меня за плечи и тащить куда-то.
– Куда вы меня тащите?
– Надо направления менять! Тут всюду микрофоны, пушки… Надо направления менять где-то, как-то…
– Где, Анатолий? Как?
Он снова попытался тащить меня, но я оттолкнул его в грудь:
– Возьмите себя в руки, – мы замерли друг напротив друга на дорожке посреди сада камней, «тук» сказала бамбуковая трубка. – Вы тут пленник. Ведите себя с достоинством пленника.
– Как? – не понял прапорщик.
– Так. С достоинством. Знаете, почему Обезьяна всегда обыгрывает вас?
– Потому что у него все тут схвачено!
– Нет. Просто Обезьяна думает головой, а вы нет. Возьмите себя в руки. И если хотите бежать отсюда, заведите себе блокнот.
– Зачем блокнот-то? – прапорщик выпучил на меня глаза.
А я отстранился и пожал плечами.
– Этот дом как крепость. Вы тут пленник. Я – такой же пленник, как вы. Разговор про побег будет иметь смысл, если вы заведете блокнот и целый месяц будете записывать в блокнот все, что может иметь отношение к побегу.
– Целый месяц?!
– Ну да. А сколько, по-вашему, готовил побег Эдмон Дантес?
– Кто это? Который Пушкина убил?
Я рассмеялся. А на черном крыльце дома-узилища появился Банько с продуктовым контейнером в руках и закричал:
– Прапорщик! Обед! Иди! Стынет!
«Тук» сказала бамбуковая трубка. Прапорщик сплюнул на аккуратно расчесанный граблями идеально белый песок и пробурчал под нос:
– Везде следят.
Обеды у нас в крепости были легкие. Как правило, на обед Банько готовил какой-нибудь протертый суп с гренками и ставил в центр стола хлеб и блюдо овощей. На этот раз суп был из тыквы. Обезьяна был в хорошем настроении. Ласка ластилась к нему. Банько разливал по тарелкам густую оранжевую жидкость, пахнувшую не столько тыквой, сколько орехами и имбирем. Я помыл руки, пожелал всем приятного аппетита и принялся за еду.
