- Ко мне!
Мы вышли на дорогу. На обочине стоял автомобиль с включённой аварийной сигнализацией. Всё делалось для того, чтобы привести приговор в исполнение.
- В машину! – приказала она.
- Я поведу? – спросил я, пристраивая вещи в багажник.
- Нет, я сама, - сказала она. – Садись к нему назад.
Я сел. Приговорённый посмотрел на меня каменным взглядом.
«Наконец-то решился, - подумал я. – Остаётся за малым, придушить Ольгу Петровну».
В движении автомобиля активное участие принимал навигатор, сообщая команды неприятным, сиплым голосом.
- Через триста метров повернуть направо.
Автомобиль свернул на просёлочную дорогу.
- Впереди мост, - сказал навигатор. – Проехать нельзя.
- Что?! – воскликнула Ольга Петровна. – Как нельзя!!
Мы стояли и смотрели на деревянный мост, сердцевина которого была кем-то разобрана.
- Ну что смотрите? - сказала майорша. – Давайте работать.
Мы подкатывали разбросанные брёвна к зияющему провалу. Когда работа была закончена, он спросил:
- Так я побежал?
- Конечно, - сказал я. – Давно пора.
- Прощайте, спасибо вам за всё, - сказал он и, махнув рукой, удалился.
- Не за что… - сказал я ему вслед.
Только сейчас я заметил, что рядом стояла Ольга Петровна.
- Покажи руки, - попросила она.
- Зачем? – спросил я и протянул вперёд руки.
- Надо, - сказала она и защёлкнула на моих запястьях наручники.
- Что вы делаете?! Вы не имеете право…
- Садись в машину, - сказала она и подтолкнула меня в спину.
На заднем сиденье лежал приготовленный заранее скотч и марлевая повязка.
- Вы не имеете право! – кричал я.
- Ну-ка, тихо! – приказала она. – А-то я вколю тебе пять кубиков снотворного и погружу в багажник.
- Му-у-у!! – скотч приклеился намертво, и мне оставалось лишь мычать, потому что мысль, которая крутилась на языке, уже вряд ли кого-то интересовала.
- Певзнер, родственник, борец за идею… - в руках Ольги Петровны жужжала машинка для стрижки волос. – Его дед Кузнецов Лев Борисович, чтобы бежать из Советского Союза в Израиль, поменял фамилию. Так что приговорённый Певзнер, совсем не Певзнер. Ну-ну, успокойся…
Ольга Петровна промокнула текущие по моим щекам слёзы. Машина тронулась. Вытянув шею, я смотрел вниз, но ничего не видел, потому что там была пропасть.
Тот, кто воображает, что может обойтись без окружающего мира, сильно заблуждается, но тот, кто воображает, что мир не может обойтись без него, заблуждается ещё больше.
Ф. Ларошфуко
Любить своё лицо она начала, когда впервые заметила сосредоточенность мыслей, а также зрения: подруг, сослуживец, случайных прохожих, - к своей (как она считала) скромной персоне. Находясь в центре внимания, до неё иногда доносились слова: «какая, красотка!» Правда, если не было нужного восклицания, выбранный тон мог граничить с фамильярностью, но это случалось крайне редко, потому что за миловидностью её лица всегда следовало некоторое высокомерие. Словно условный рефлекс от посягательств на её личную жизнь.
