— Помочь надо. Человек — не хлеб: он изнутри черствеет.
Но Оля не собиралась черстветь. Ей только было тоскливо, что пришло такое время, когда ее стали жалеть. Не нужно, не нужно ей жалости! И когда Ирина Ситникова, захваченная волной общего сочувствия, предложила Оле что могла — в конце недели заниматься вместе по алгебре, — она отрезала:
— Пожалуйста, упражняй свои добродетели на ком-нибудь другом.
Ирина обиделась, сказала:
— Какая ты грубая!
А Ольга с горьким злорадством подумала о том, что ей ничего не прощают, — значит, не любят.
Такой и стояла сейчас перед приборами, угрюмая, насупленная. Абдул Гамид терпеливо ждал…
— Что Митя Бородин? Поможет он тебе летом?
Этот вопрос, как все другие, Абдул Гамид задал по-дружески, но Митя услышал и обомлел от неожиданности. Он едва не выдал себя, рука его дрогнула на ручке двери. Абдул Гамид задал этот вопрос так тихо, что ответ был подсказан сам собой, — и дождиком, сквозь который проглядывало солнце, и доброй улыбкой учителя.
Она захлопала ресницами, закивала головой: «Да! Да! Да! Поможет…»
Митя дожидался у статуи Сталина, там, где в пустынном вестибюле одну лишь гардеробщицу мог заинтересовать притаившийся юноша.
Оля прошла быстро, гулко стучали шаги по лестнице. Он возник перед нею — она не удивилась. Как будто знала, что дожидается. Надо отойти подальше, следом идет Абдул Гамид. Дождь кончился.
— Пойдем ко мне, — сказал Митя, протягивая ей руку.
— Нет, Митя, лучше проводи меня. Я — к няньке.
— У меня папа сегодня.
— Ты не задержишься. Проводи меня.
Она увлекла его; они уходили быстро. Что же тут спорить, если ей так нужно. Он искал ее, полный решимости действовать, а теперь вся решимость обратилась в быструю ходьбу.
— Ты задохнешься, Оля, нам далеко еще.
Пока они шли по берегу, заваленному штабелями дров, пока миновали шлюзы и вышли к верхнему бьефу, к широкому водному простору, солнце зашло, осталась лишь яркая желтая полоска над водой. Паровозы, сновавшие вдоль берега по дровяной ветке, мазали эту полоску черным дымом, и медленно проступал из-за дыма чистый желтый цвет заката. Теперь Оля шла медленно, все видела ясно. Вон грозовая туча. Апрель, а небо похоже на летнее. Хотелось думать о лете.
— Дождь совсем близко. Километра два отсюда, — сказала Оля.
— Нет, километра четыре. Река одна и та километр.
— Отец будет ждать? — спросила Оля, угадав, что Митя думает о нем. — Какой он?
Как она догадалась? Как ей по-особенному рассказать про отца, чтобы она захотела с ним встретиться?
