Яков зашел и сразу узнал ободранные стены, на фоне которых позировала Ира на последних фотографиях.
– Часы ремонтируете?
На Добоцинском был синий фартук мастера.
– Нет. Камеи режу. Ирену твою вырезаю.
– Она ночевала у вас?
– Она у меня никогда не ночевала.
– Ирена, выходи! Я хочу поговорить! – крикнул он, сделав неожиданный прыжок в сторону чулана. Там тоже никого.
Яков уставился в стену.
– Все? – поинтересовался Добоцинский.
Яков вдохнул и выдохнул.
– Простите. Я ухожу. Закройте дверь.
– Перчатки свои не забудь, пидар.
15 Закурил под вечер в осеннем холоде. Руки мерзли от сырости. Мокрая желтая листва.
Февраль. Достать чернил и плакать!
Писать о феврале навзрыд,
Пока грохочущая слякоть
Весною черною горит.
Борис Пастернак 16
Вернувшись домой, Яков узрел свою голову в виде подзорной трубы, растянутой на тысячи километров в обе стороны. А когда перспектива схлопнулась, он упал на циновку опустошенный – пралайя, как сказала бы Майя. Он ощутил, как разом окончательно отшвартовывается от причала и отправляется в путешествие на Золотой Гондоле.
17
Возле реки времени стояла Пирамида. Возле пирамиды лежала Сфинкс с грудью женщины и телом льва.
18
Первая загадка, которую загадала ему Сфинкс, была: почему Золотая Гондола черная?
19
Держась за стены, Яков вышел из своей комнаты в темный коридор. В конце коридора он увидел фигуру Ирены. В беспамятстве он бросился к ней, они начали жадно снимать друг с друга одежду.
И только когда должен был потечь по ее бедрам мед поэзии, он опомнился и увидел, что никого нет.
20
Она ждала его в спальне. Сидела на подоконнике в ночной рубашке, холодный голубой цветок фьордов. Ирена ждала. Одной рукой она держала себя за перси. Прядь волос закрывала ей пол-лица.
Яков понял, что в суд идти не придется, поскольку судилище само пришло к нему.
21
Воля разворачивает колесо мира моментально, словно на хорошо смазанной оси.
Мир духов – невидимый мир – последняя иллюзия разума перед тем, как узрит он свою природу. Осталось совсем немного.
Яков решительно шагнул к окну, на котором сидела Ирена. Она испуганно соскочила, как кошка.
– Тебя нет! – крикнул он на нее.
– Я есть, – прошептала она жалобно.
Яков не обратил на это внимания. Он раскрыл настежь окно в своей комнате, высунулся в ночь и в дождь и закричал в поля:
– Ну, что? Думаете, взяли? Думаете, на шли меня? Кто хочет свернуться калачиком? Кто хочет сбежать от ночи и ветра – в кофей ни, в теплые декольте? В вагину такого недо ношенного! Вы меня услышали?
