К Якову подошел Иван и сказал, что останется дома. Под глазами у брата темнели синяки.
11 Родня рассаживалась в автобусе медленно и трагично.
– ЗЕНЯ! ЗЕНЯ!
Яков вынул наушник из уха.
– ЗЕНЯ! ЗЕНЯ! А ЗУБЫ ВЫ ЕМУ ПОКЛАЛИ В МОГИЛУ? ЗУБЫ ЕМУ ПОКЛАЛИ,А?
– А? НУ ШО? ЗАБЫЛИ? Я ГОВОРИЛА, НАДО Ж ЭТО НЕ ЗАБЫТЬ! КАК ТЕПЕРЬ БУДЕТ? БУДЕТ МУЖИК БЕЗ ЗУБОВ, ИЛИ КАК?
– А ПОТОМУ ШОБ ПОМНИЛА, КАК Я ПОМРУ, ШОБЫ МЕНЕ НЕ ЗАБЫЛА ПО КЛАСТЬ!
12
В ресторане подаются блюда из покойного. Воет ветер. Ревмя ревут женщины. На холодные закуски выносится память усопшего. Мужчины раскусывают хрящи, женщины обгрызают мясо, детям остается корочка. На первое готовят покойную супругу, на второе подают детей и дом. Мясо поливают разбавленным спиртом и слезами.
На стол выносится судьба младшего. Она украшена веточками горя, ягодами лишений и колечками болезней. Родственники, всхлипывая и приговаривая «Ванечка маленький», жуют и глотают. Жуют и глотают.
Якову становится плохо, и он выходит из-за стола на перекур.
Брат курил с черного хода возле кухни. На улице слякоть. Ветер разбросал мусор, и мусор трепался по двору. Матвей наблюдал за целлофаном.
– Что там родня делает? – спросил брат.
– Да мертвечину жует.
– Про нас говорят?
Яков тоже закурил.
– Да. Говорят, теперь хотят нашей крови напиться.
– Дрына им каленого, а не крови моей.
– Меняют города, да не меняют колодец. Люди приходят и уходят, а колодец остается. Так говорит «И-Цзин».
– И я о том же. Не хотят уходить – пусть отсосут возле колодца.
Яков примирительно кивнул.
– Я тут подумал и решил, – сказал он. – Передай великим темным отцам, что Яков будет писать симфонию. Будет писать ее в отцовском доме.
– Передам.
Они трижды поцеловались, и Яков ушел.
13
Ирена могла быть, например, у Добоцинского. Пробираясь по перекопанному перед чемпионатом Львову, он следил, дернется ли что-нибудь внутри от мысли: Ирена и Добоцинский. Такая хрупкая и такой мужлан.
Она там могла быть. Добоцинский всегда проявлял к ней интерес, этот старый фотограф. Их был целый клан – фотографов-любителей молодятины. Яков знал, женщины наивны, как дети. Их приманиваешь сладким, а они дают все, что у них есть, в обмен на защиту. Яков ненавидел защищать. Ненавидел, когда на шее болтаются кишки дохлой кошки приязни.
I must go on standing you can\'t break that which isn\'t yours
I must go on standing I\'m not my own, it\'s not my choice
Об этом могла петь Регина Спектор. Он все это отсекал.
14
– Заходи, – сказал Добоцинский.
