«На какие только фантазии не тратят время исключительные личности», — подумал я, умиляясь своему характеру. Правда, дома у меня был сачок для ловли бабочек. Но ведь одно дело — ловить крылатые цветы, а совсем другое — заниматься фотофокусами.
— Здесь хранятся снимки лиц, чьи имена начинаются с буквы «ф». Разумеется, у меня к ним «служебный интерес». А вот снимок бесшумного пистолета ГР-59… И черепа, пробитого пулей из него… А эта пленка особенная. Она приносит подлинное наслаждение. Минутку!
И он начал вставлять пленку в киноаппарат. Я крепко стиснул зубы, приготовившись увидеть чью-нибудь пробитую бедренную кость или изрешеченный желудок. Аввакум достал из шкафа магнитофон.
Сначала полились звуки, рождавшиеся в недрах какого-то сказочного лесного царства. На стене, служившей экраном, возникли скалы, деревья-уроды — изогнутые, с растопыренными сучьями, таинственные черные дебри… У тут же появились танцующие черти и ведьмы, а среди них — Ариэль и Оберон, Пук и Очаровательная Фея…
Началась Вальпургиева ночь.
Мне кажется, я мог бы смотреть и слушать целую вечность. Так звучала моя беззаботная юность, когда у ног лежал мир, который я собирался исколесить вдоль и поперек. Первые белокурые локоны, первая улыбка, первая счастливая бессонная ночь.
И — все исчезло.
— Буква «Ф». Фауст. Балетное интермеццо, — раздался холодный голос Аввакума.
Он раздвинул шторы, и по комнате снова разлился тусклый свет дождливого дня.
— Сейчас я покажу тебе «Очаровательную Фаю», — он протянул мне продолговатую карточку. — Из буквы «М», Марианна Максимова. Известно тебе это имя?
Не все знаменитости известны в Триградском крае. Чтобы не распространяться об этом, я воскликнул:
— Ну и красавица!
— Ее юные глаза смотрят и таят в себе опытность зрелой женщины, — авторитетно добавил я.
— Нравится? — снисходительно усмехнулся Аввакум.
Не я уже подавил в себе первоначальный восторг, засунул руки в карманы и, пожав плечами, небрежно ответил:
— Интересное лицо…
Аввакум повел меня в музей, где продолжал работать внештатным реставратором. Никогда раньше не видел я здесь столько обломков — разбитых амфор, ваз и античных гидрий, статуэток, раздробленных на куски, мраморных плит со стершимися надписями.
— У тебя так много работы?
Аввакум улыбнулся. Он показал мне безрукую и безголовую статуэтку женщины из белого мрамора, сантиметров тридцать высотой и произнес: «Артемида!»
Я кивнул, хотя мог бы возразить. Ведь можно было считать, что это Афродита, или Афина, или какая-нибудь стройная древнегреческая гетера. У нее не было ни головы, ни рук, а в остальном женщины похожи.
