С той поры, как ветер слушает нас | страница 45



И только когда захлопнула багажник и закрыла его на ключ, почувствовала себя в безопасности. Никто ничего не видел, никто ничего не знает. Хотя, конечно, в таком крупном рискованном деле без помощника ей не обойтись…

Глаза заливал пот усталости, сердце колотилось; как после подъема, на горную вершину, и Мария без сил присела прямо на багажник.

Мозг ее, однако, работал быстро и четко.

Отдышавшись, она поехала на почту и, ни на минуту не выпуская из виду свою малолитражку, отправила Маленькому Рафаэлю телеграмму:

«Немедленно приезжай необходима твоя помощь жду вечером Мария».

Подъезжая к дому, она вдруг вспомнила, как ходила по комнатам, мечтала о том, что бы она сделала, будь этот дом ее. Перед глазами вновь возникло лицо старой зануды.

Мария злорадно рассмеялась.

Уж теперь она не пожалеет лишнего камушка, а десять, нет — двадцать раз заставит эту крысу унизиться. За деньги та на все пойдет… Во всяком случае, дом этот старая зануда назад не получит. И поломанный персик тоже.

Мария загнала машину во двор, заперла ворота. Все! Теперь остается ждать Рафа.

Взгляд ее остановился на куче того, что еще два дня назад было прекрасными белыми лотосами. Лепестки их сморщились, стали грязно-желтыми. От кучи шел странный запах, в котором еще чувствовался и тонкий, чуть сладковатый аромат, и уже явно пробивался тяжелый болотный дух разложения.

«Он ушел! — поняла вдруг Мария. — Ушел навсегда. Улетел. Может быть, даже умер… Раз он не разбил окно, не хлопнул дверью… Это конец. Конец всему, что было…»

Она прислонилась к дереву и тихонько заплакала.

Но то ли слезы были легкими, то ли ветер их сушил, но глаза плакали-плакали, а щеки оставались сухими.

Это были явно чужие слова, и пришли они не из огненных глубин сознания, а откуда-то извне, издалека:

«Дыхание твое — нежный запах дыни и молока.

Песчаные многокилометровые отмели, пушок на щеке персика — вот на что похоже прикосновение к твоей коже, Мария.

Легкие перья облаков — волосы. Нет в мире большего наслаждения, чем перебирать и гладить их.

Руки твои — два теплых течения,

…теплых… теплых… теплых…»

Если бы Стромболи не знал, что разумные стихии не умеют мысленно разговаривать на больших расстояниях, он бы поклялся: эти слова, эти «вопли влюбленного мальчишки» принадлежат его ветреному другу. Впрочем, кто знает. Может, он научился общаться без контакта аур?!

Пойманные Стромболи сигналы были очень слабые, тающие в пространстве как эхо.

И старик вулкан забеспокоился.