— А сейчас, голубчики, сейчас! Катенька! — подошла она к двери. — Скоро ли, голубушка? Гости заскучали.
За дверью послышался сдержанный голос.
— Марфа Семеновна, подтеки сюда на минуточку, шпилек я никак не могу найти.
— Ох, ты мое золото, иду, бегу, — и хозяйка скрылась за дверью.
Егорин между тем не терял времени и усиленно угощал Василия Ивановича. Они выпили по два стаканчика коньяку.
— Эх, Кондратий Петрович, — заговорил Василий Иванович, обсасывая кусок лимона, сижу вот я сейчас и думаю, ежели бы мне да при моем характере тетенькин капитал. Чтобы я тогда сделал. Р-раздолжил бы, могу сказать!
— Выпьемте, Василий Иванович! — сочувственно подхватил Егорин, вновь наполняя стаканчики.
— Вы вот теперь, — продолжал он, — человек сказать еще молодой, а уже от тетеньки большое доверие имеете. Шутка ли! Сегодня в банке сколько получили, Василий Иванович?
Василий Иванович самодовольно улыбнулся.
— 30 тысяч кругленьких. В Америку с ними бы залиться, а? — он рассмеялся полупьяным смехом.
— Здравствуйте! — тихо произнес кто-то.
Портьеры, закрывавшие двери в соседнюю комнату, приподняла маленькая ручка и в залу вошла молодая стройная девушка.
Темное, скромного фасона платье красиво облегало молодую пышную грудь девушки. Она робко и смущенно улыбалась, глядя на собеседников, и стояла в нерешительности среди комнаты.
Егорин привстал.
— Вот познакомьтесь! Прошу любить и жаловать! Господин азбуки глаголет, купеческой первой гильдии сын.
Василий Иванович, в свою очередь, встал и раскланялся с девушкой.
— Позвольте познакомиться, — пробормотал он.
На сцене вновь появилась тетенька.
— Подсаживайся, Катенька, подсаживайся к столику. Вот мы с тобой по женскому сословию выпьем чего-нибудь легонького.
— Ах, что вы! — законфузилась девушка. — Разве это возможно — я не пью.
— Пожалуйте, мадмазель, сюда на диванчик, здесь помягче будет.
Катя все еще улыбалась и как-то застенчиво опустилась на диван рядом с Василием Ивановичем. Ее бойкие серые глаза быстро и с любопытством скользнули по его фигуре. Вино было разлито.
— Вам, тетенька с барышней — мадерцы, а мы коньячку хватим. Ну-ка давайте со свиданием-то…
— Ух, какая крепкая, — закашлялась тетенька.
Катя отпила глоток и поставила рюмку.
— Нет, уж это вы, барышня, оставьте, этим вы нас много обижаете, извольте выкушать всю, — и Василий Иванович потянулся с рюмкой, расплескивая вино и принимая обиженный вид.
— Не привычна я, — отнекивалась Катя, — отродясь не пивала, голова болеть будет.
