…Пахло какими-то дешевыми грубыми духами.
— Хе, вот мы и дома, так сказать, — заговорил Кондратий Петрович, усаживаясь в кресло, — можно теперь побеседовать келейно, хе, хе!
Спутник его — молодой человек, почти юноша, с розовым круглым безбородым лицом — одет был в купеческого типа темно-синюю поддевку, по борту которой болталась массивная золотая цепь, с любопытством оглядывался кругом и нервно мял в руках мягкую фетровую шляпу.
— Тетенька! — крикнул Егорин, — поди-ка прими от моего кучера, там он во дворе, лошадь привязывает, кулечек. Захватили мы с собой малость живительной влаги да закусочек.
— В один момент, Кондратий Петрович! Беседуйте, гости дорогие! — и «тетя» вышла в сени.
— А где-ж она, девица-то. — Шепотом спросил юноша в поддевке.
Егорин вместо ответа встал, подошел к противоположной двери, закрытой ситцевой занавеской, и забарабанил пальцами.
— Есть кто живой? Отзовися!
— Ах, что вы! Сюда нельзя: я прическу делаю, — послышался молодой и нежный девичий голос.
— Чувствуете! — подмигнул Егорин своему спутнику.
У того по лицу расползлась глупая самодовольная улыбка.
— А хороша. — Прошептал он.
— Бутон — одно слово!..
3. Тайна, скрытая волнами Томи
Кондратий Петрович самодовольно крякнул и закурил папиросу.
— Для кого другого, а для вас, Василий Иванович, постараемся: со дна моря достанем. — Василий Иванович блаженно улыбнулся.
— Поверьте, Кондратий Петрович, — прошептал он, — я этого дела не забуду, благодарность свою чувствую во-о как!
— Главное вы, Василий Иванович, насчет мяса-то батюшку уломайте. Чтобы значит по девяти рублей кругом.
Василий Иванович неторопливо махнул рукой.
— Слово мое твердо. Как сказано, так и будет…
В комнате на минуту воцарилась тишина…
— Вот, батюшка, Кондратий Петрович, кулечек ваш, — появилась хозяйка, неся в руке большой и, видимо, тяжелый сверток.
— Ага, вот хорошо! Давай его сюда, мать честная! — И Егорин, приняв от хозяйки сверток, стал выгружать содержимое.
На столе появилась бутылка коньяку, бутылка рябиновой, еще какое-то вино, фрукты и закуска.
«Тетенька» даже руками всплеснула.
— Угощений-то сколько! И для чего так тратиться…
— Ладно, мать честная! Давай подсаживайся, да, впрочем вот стаканчики и тарелки: не с рук же есть.
— В один момент, Кондратий Петрович!
Василий Иванович вздохнул, отложил свою шляпу на диван и слегка недовольным тоном произнес:
— Чего же она не выходит, время уже не раннее.
Фразу его подхватила хозяйка, возвращавшаяся с кухни со стаканчиками и тарелками.
