В исполнение любимой вещи мы все трое старались вложить как можно больше души и страсти. Наши голоса звучали всё громче и всё грознее, совсем заглушая аккомпанемент.
Частенько в самый трагический момент, когда Олег упрекает кудесника: «Ты лживый, безумный старик! Презреть бы твоё предсказанье!» – в комнату торопливо входила мама. Она указывала на открытое окно и с испугом говорила: «Алексей Михайлович, Алексей Михайлович, ради Бога потише, ведь подумают, что у нас пьяные дерутся!..»
Но мы не сдавались. Пусть думают что хотят.
«Песнь о вещем Олеге» продолжала звучать так же громко и так же воинственно.
Я очень любил эту вещь, в особенности за таинственность её слов, многие из которых совершенно не понимал. Что такое «вещий», или «неразумным хозарам», или «обрек»? Даже самые обычные слова здесь воспринимались мной в каком-то совершенно новом, совершенно особенном смысле. Так, например, я приходил в восторг от непонятного выражения «за буйный набег». Я знал слово «буйный». А уж «за буйный» – это, наверное, что-то особенно сильное, отважное и удалое.
Вся песня была таинственна, непонятна, и именно поэтому мне ещё больше нравилась.
Однако лучше всего, конечно, то самое место, где «из мёртвой главы гробовая змея, шипя, между тем выползала…»
До сих пор помню, как в этом месте холодные мурашки пробегали у меня по спине и я украдкой заглядывал на рояль, не покажется ли из тёмного угла роковое чудовище.
Однажды я спросил Серёжу, как он думает: в каждом ли конском черепе, которые валяются по канавам, живёт гробовая змея? Серёжа ответил утвердительно.
Это открытие было жутко, но увлекательно. Посоветовавшись, мы решили выгнать змею из её убежища, защемить деревянной рогатиной и принести в подарок Михалычу.
И вот в первый погожий день, как только Серёжа пришёл из школы, мы вооружились рогатинами и отправились в опасное путешествие. Дома сказали, что идём играть к товарищам.
За городом всё уже зеленело. По склону оврага цвела черёмуха. Бабочки, пчёлы, жуки кружились возле мохнатых веток. А как хорошо пахло от этих цветущих кустов, от свежей травы, от молодых, едва распустившихся листьев!
Как звонко откуда-то с высоты разливались песни жаворонков!
Но нам с Серёжей было не до цветов и не до песен. Мы осторожно пробирались по склону оврага, среди зарослей молодых лопухов и крапивы.
Где же конские черепа? Казалось, раньше они валялись повсюду, в каждой канаве, а вот теперь, когда надо, нет ни одного.
