Если не они, наверняка их родители. Отсюда и страх – где-то в глубине. «Неужели в генах?»
Он задирает голову, пытаясь поймать глазами инопланетный корабль, приближающийся к нашей планете. Капитан знает толк в земной генетике. Вот кому следует задать этот вопрос. В небе пусто: ни летающей тарелки, ни даже луны – серебристого диска или ломтика. Хотя свет откуда-то льется, неверный, очерчивающие самые общие контуры. В лесу что-то шуршит. Звук не то чтобы пугающий, но неприятный. Он усмехается: «Чем не пример генетического страха… Предки верили в духов: кто-то же должен отвечать за урожаи, приносить болезни, обеспечивать порядок в доме, карать закоренелых грешников…» – подобрав черенок лопаты, подпирает дверь.
Покачивает, проверяя придирчиво: «Ничего, это в последний раз. Завтра явится бригадир или кого-нибудь пришлет». Стоит, разминая запястья. Последнее время по вечерам потягивает руки. Весь день за машинкой, стучишь как дятел по клавишам.
А может, дело не в машинке?.. Фантомные боли, остались в наследство. Сколько же они ходили?.. Лет пять. Пока в поселке не пустили водопровод. Каждый вечер от дома до ручья. Вверх-вниз, от сумерек до темноты. Две сильных бессонных тени. По четыре ведра на каждое дерево. По три – на каждую грядку. По два – на куст. Всегда засыпал раньше, чем они ставили пустые ведра: под крыльцо, кверху дном. Шли по ступеням, разминая руки, шевеля затекшими пальцами, – сквозь сон он прислушивался к их тяжким шагам. Никогда не жаловались на боль, может, просто не чувствовали?.. Не ждали милости от природы…
Труд, труд и труд… Для них он был и верой, и истиной, и жизнью. Arbeit macht frei…
Однажды, кажется, в начале девяностых, спросил отца: как ты думаешь, кто первым использовал эту фразу – Труд делает свободным? Отец опешил: как – кто? Фашисты. На воротах Освенцима.
Предъявил фотографию. «Что это?» – отец смотрел недоверчиво. «Это – у нас. На Соловках». Отец замахал руками: «Как ты можешь сравнивать!»
Потом и сам пожалел, что завел разговор. Какое отношение его родители имеют к истории? Свою жизнь они прожили честно.
Он гасит свет на веранде, сняв рубашку, вешает на спинку стула.
Запястья крутит все сильнее: «Распарил. Не надо было так долго. Ополоснуться и выйти… – он подтягивает одеяло к подбородку, чувствуя проросшую щетину. – Завтра побриться. Утром, до того, как придет бригадир…» – Кряхтя, поворачивается на бок. Закрывает глаза. Снова наплывают грибы. Женские и мужские – в зависимости от внешнего вида… Древние культуры относились по-разному. У одних – пища богов, божья плоть. У других – еда мертвецов, хлеб дьявола… Шут его знает, а вдруг какое-нибудь четвертое измерение, куда можно попасть, наевшись грибов: говорят, в некоторых поганках есть особое вещество – сродни наркотику, расширяющему сознание… В русском языке язычников тоже называли
