…
Грибы исчезают. Теперь всплывает лицо. Женщина, с которой он, раньше говорили, близок.
В данном случае всего лишь пересечение жизненных траекторий – в самом обыденном смысле: раз в неделю, иногда реже, по предварительной договоренности, которая в любой момент может сорваться, поскольку всецело зависит от произвола ее домашнего идола. Обездвиженного, требующего жертв. Время от времени в полумертвом теле просыпаются какие-то нервные рефлексы, похожие на перебои сердца: идол впадает в панику. Дочь вынуждена остаться дома – у многолетнего материнского одра.
Когда удается вырваться, приходит, устраивается на кухне. Заваривает чай. Греет руки о чашку. Он не очень-то вслушивается, относится как к неизбежному. Что-то вроде жертвы, которую обязан принести. Однажды сказала: «Я отвлекаю. Тебе надо работать. Но пойми. Для меня наши разговоры – драгоценность. Иногда мне кажется, это и есть самое важное». – «Разговоры? – переспросил обиженно. – Ты хочешь сказать, что я как мужчина…» – «Нет-нет, – она поняла и заторопилась, – это, конечно, тоже. Но дома мне вообще не с кем…»
Конечно, он может понять. Женщины вообще разговорчивы.
Месяц назад, ни с того ни с сего, заговорила о доме престарелых. Он напрягся: неужели сдаст мать. А что потом? Что ей взбредет в голову, когда вырвется на свободу? Предложит сойтись? Навострил уши, но, кажется, она говорила о другом. Где-то прочла: в Европе дома для престарелых устроены замечательно. Старики сами туда стремятся: квалифицированный персонал, общение со сверстниками, уход… И главное, на все это им вполне хватает пенсии. «А у нас… – махнула рукой. – У нас вообще…»
Он кивнул, предполагая, что сейчас она перейдет от общего к частному: мать лежит, никаких сил ухаживать. Но она заговорила о каких-то роковых ошибках, которые нельзя исправить: даже вернувшись в исходную точку, отступив назад. Он не понял, но не стал перебивать: пусть лучше об ошибках, лишь бы не о будущей общей жизни.
«Понимаешь, шаг назад – самый прямой путь. Это… как попытаться сделать вид, что никакой ошибки не было. Я давно думаю об этом. Прямые пути – самые опасные», – вопреки словам, ее голос звучал неуверенно, будто она не знала, в какой точке совершила свою роковую ошибку: родилась от этой матери? Или в стране, где нет нормальных домов для престарелых? Или вообще родилась?
Не стал переспрашивать, но после ее ухода задумался. Осознал как-то очень ясно: ее мать – не идол, рано или поздно умрет. Придется искать слова. Не так-то легко объяснить женщине, почему его устраивает нынешнее положение. В любом случае не хочется ее ранить. Потом, в следующий раз, держался как обычно, но она что-то почувствовала. Последние дни даже не звонила. Или наконец поняла?.. Собственно, поэтому и сказал: да, на месяц, срочная работа, нет, приезжать не стоит. Она бы и так не приехала: три часа туда, три – обратно.
