У Вовика по этому поводу тоже было свое мнение, но его о нем никто не спрашивал, а он не торопился делать его достоянием широкой общественности. Ему казалось, что тело капитана следовало незамедлительно погрузить на повозку и отправить в Трехпалый город, для того чтобы жена и дети капитана могли с надлежащими почестями похоронить его на городском кладбище.
Между тем, солдаты уже успели закидать тело покойного комьями земли. Барон Садислас вышел вперед и произнес над свежим могильным холмом несколько слов.
– Спи спокойно, капитан Жопрей! В своем последнем бою ты сражался храбро, но плохо! За что и поплатился жизнью. Все произошло, как я и предрекал незадолго до этого. Как мне кажется, здесь в лесу никто не потревожит твой покой. И именно по этой причине я не отправил твое тело в Трехпалый город, который в скором времени будет взят нашим герцогом и предан огню и мечу. Прощай, мой друг!
Отсалютовав могиле клинком, которым всего час назад он хладнокровно заколол капитана, барон уступил место священнику. Тот наскоро благословил покойного в последний путь и торопливо отошел в сторону. Чувствовалось, что все происходящее изрядно тяготит его, и он боится, что непредсказуемый Садислас на этом не остановится. Но к счастью все обошлось. Постояв некоторое время над могилой, и помолчав, все двинулись в путь, по сигналу Садисласа.
– Итак, что мы имеем? – задал неугомонный барон чисто риторический вопрос, не обращаясь ни к кому конкретно.
– Пять трупов убитых странным способом и один обычным, – машинально ответил Кранц, но заметив во взгляде барона легкое недоумение, счел нужным пояснить, – Под шестым трупом я подразумеваю капитана Жопрея.
– Благодарю, вас! – недовольно скривился барон.– Для лекаря, вы чертовски тактичны, друг мой! Человеколюбие из вас так и прет!
– Насколько я понял, мой капитан ранее уже имел дело с подобными необычными смертоубийствами, – подал голос Топрик. – Более того, он намекнул, что нам предстоит иметь дело не с человеческим существом.
– Ну, я бы отнес это лирическое отступление к желанию смертельно раненного капитана максимально эпатировать почтенную публику! – пожал плечами барон. – Впрочем, Жопрея вполне можно понять, ведь он был смертельно огорчен своим близким концом. Отсюда и все эти мелодраматические эскапады и словесные выверты достойные скорее жалкого фигляра нежели сурового боевого капитана! Впрочем, перед лицом смерти мы все невольно впадаем в высокопарный стих!
