— Что же уехала от этого чуда?
— Другое, свое хочу сотворить, — объяснила Катя, задумчиво глядя в лицо бригадиру. — Это разве не чудо, что мы с голой степью сделали?
— Понятно, — сказал бригадир. — А садов таких здесь не будет. И моря не будет.
— Знаю, — кивнула Катя. — Всю землю в одни руки не заберешь.
Они поговорили, и все пошло по-прежнему. Катя работала и училась, и шли ей письма, она их читала, а сама ходила грустная. А бригадир однажды в воскресенье уехал в город. Уехал на автобусе, а вернулся на мотоцикле. Купил мотоцикл, чудак. Нет чтобы новый костюм купить, на первомайский вечер явился в стареньком, а вот мотоцикл отхватил.
Но потом ребята в бригаде сообразили, что мотоцикл приобретен с прицелом. Стал бригадир в свободное время кататься: то по степи носится, то в город поедет. Да не один, а с пассажиркой. Сам на водительском месте сидит, правит, а Молекула на втором седле. Ничего ей, наверное, не видно из-за его широкой спины, а все же прокатиться не отказывается.
Мало того — бригадир обучил ее мотоцикл водить. Уже теперь она сидит впереди, а он пассажиром. И вся степь перед ними ковром расстилается под вечерним солнцем, и дороги, и деревни, и лес в отдалении на виду.
Только вышло однажды что-то у них неладное. В воскресенье уехали на речку, бригадир с вечера говорил ребятам, что весь день будут они с Катей купаться да загорать, и похоже всерьез на Катю рассчитывал, а часа через два слышат ребята: тарахтит мотоцикл. Повысовывались из окон, глядят и понять ничего не могут. Катя одна на мотоцикле приехала, поставила его возле мужского общежития и ушла в свой корпус.
Бригадир вернулся пешком уже в сумерках. Лицо поцарапано: об ветку, говорит, задел. Может, и правда, кто его знает. Только с этих пор перестала Катя ездить с бригадиром.
Неугомонный Степан смеялся над ней:
— Чего же не катаешься на бригадирском мотоцикле? Дороги, что ли, стали тряские?
— Пускай «Волгу» купит, — отшучивалась Катя, — тогда буду кататься.
В сентябре перевели Катю на кран. Первый раз, еще на практике, полезла наверх по лесенке вслед за крановщицей — испугалась:
— Вера, подожди меня!
Ребята в бригаде слышали, засмеялись. А Вера задержалась, поглядела сверху:
— Что, боишься?
— Нет, — сказала Катя, — так просто.
Боишься, нет ли, а подниматься надо. Трусливые пусть за печкой сидят.
Правду сказать, и теперь еще иной раз жутковато Кате на большой высоте. Жутковато и радостно. Не увидеть людям с земли такой бескрайной зеленой шири, и стройку, и новый городок, и лес, и реку, и неба не увидеть им так близко, как видит Катя. И не всякому дано испытать счастливую гордость за власть над огромной послушной машиной. Повернут штурвал маленькие Катины руки, и тяжелый короб кирпичей поползет вверх, другое колесико Катя тронет — и двинется в сторону могучая стальная стрела. Звенит звонок: «Эй, люди, принимайте груз!»
