Ее свекровь, императрица Александра Федоровна, избалованная обожанием мужа, играла с людьми, как с куклами. Весь двор являлся для нее шахматной доской, на которой она переставляла фигурки по своему желанию. Ей и в голову не приходило предупредить о своих намерениях больше чем за десять минут. Вдруг к цесаревне являлся посланный: «Через четверть часа чаепитие у ее величества!» Или: «Ее величество отбудут на прогулку через десять минут!» За эти несчастные десять минут необходимо было успеть привести себя в порядок и преодолеть анфилады дворцовых покоев. Мари успевала всюду даже раньше своих фрейлин, которым иногда приходилось бежать вслед за ней.
– Я живу как волонтер! – рыдала она в подушку, однако ни за что не осмелилась бы пожаловаться мужу.
Но это были мелочи. За несколько летних месяцев государыня Александра Федоровна доводила свой двор и домашних до полуненормального состояния. Она тасовала давно запланированные программы, словно колоду карт, принуждала прислугу, обозы и придворных метаться между Царским Селом, Павловском, Петергофом, Гатчиной, словно это была орда кочевников, которая не успевала голову приклонить или сесть за стол в одном месте, как принуждена была переезжать в другое со всем скарбом.
Когда Мария Александровна сама сделалась императрицей, она далеко не сразу почувствовала себя свободной от цепей условностей. Они были выкованы не ею, но она вынуждена была влачить их, как приговоренный к пожизненной каторге кандальник. Но какое-то время ей доставляло определенное наслаждение проделывать с другими то же самое, что некогда проделывалось с ней. Кофе она приказывала подавать в одном месте, а дневной чай – в другом, за несколько верст от первого. От дворца мчались в разные стороны ездовые – оповестить приглашенную публику о перемене места и времени, спешно готовились обозы, и все тряслись от страха, что не успеют, опоздают, а ведь это считалось преступлением для тех, кто не принадлежал к семейному кругу императрицы. Беспрестанные переезды внутри Царского Села уже считались мелочью. Вот и сейчас они шли через Крестовый мост, вовсе не спеша приблизиться к Китайской деревне, где в одном из павильонов должно было состояться очередное чаепитие. Решение о переносе места приняли за… за десять минут до начала!
Никса относился к причудам матушки снисходительно, а Саша всей этой придворной суеты не выносил, однако от всех это скрывал, был молчалив, послушен. И лишь иногда позволял себе опоздать на какое-нибудь чаепитие у мамá под предлогом того, что увлекся разговорами с Никсой, или кем-то из наставников, или тем же Вово Мещерским. Он необычайно интересно рассказывал о своих знакомых, а сейчас разговор шел об одном из самых заметных из них – о Павле Демидове.
