Сулакадзев достал чистый платок, бережно провел им по первой строке, легонько подул, сдувая невидимую пыль веков, и обессиленный опустился в кресло.
— Я, кажется, угадываю тут одно слово. И это слово «Влес»… Бог Велес…
Месяц травич[11] подходил к концу, а горечь на сердце Ягилы не проходила. Мало, мало русичей оставалось на отчих землях. Хуже того — покидая род, огнищане за малую мзду продавали свое подворье и поля эллинам и уезжали куда глаза глядят: кто к северянам, кто к киевским полянам, кто даже не зная куда.
Те, кто был на празднике Ярилина дня, еще держатся. Но пройдут житнич и венич[12], соберут с полей урожай, засуетятся и они. Как остановить народ? И главное, что стало мучить его, — надо ли? Может, действительно прав старый Орлан из рода Тавра, что прежде всем русичам следует сбиться в одну силу, чтобы успешно начать освобождать свои исконные земли? А сила потребуется немалая. Каганат хазар сейчас в завидном могуществе, вон как лихо побил болгар и мадьяр. Угорские и финские народы по Pa-реке и до гор Орала платят им дань пушниной и рабами (из своих же родовичей!); из недавних союзников, вынесших на своих плечах главную тяжесть войны с арабами, стали данниками и гордые северяне, а что уж говорить об иных?
Киевляне платили им дань мечами, ибо мастера сего дела известные. Теперь слышно, там варяги уселись — германы, что погубили Русколань нашу и Буса, князя антского с сынами его. А уличи и тиверцы добровольно стали союзниками Каганата, чтобы успешно противостоять разбойникам мадьярам.
Каково, а? Союзников ищем не среди своих, а меж тех, кто давно враг всем русичам! Почему? Не потому ли, что в сей день это надежнее? А на своих надежды нет оттого, что или не могут помочь, или не хотят, грызясь между собой. И ни Сварог, ни Перун не вразумят их.
Однако — только на сей день. А что будет с нами завтра, через десяток лет? Где тут истина, где искать правду, не идя по пути Прави?
Горько и больно Ягиле. Кому поведать о том? Разве дощечкам и тем, кому доведется их прочесть?
«…Русколань начали раздирать смуты, творящиеся на полудне, а борусы на полуночи многое претерпевали. А то ведь родичи не хотели, чтобы русские роды соединились в Русколань. Из-за того же две ветви именовались Великие и Малые Борусы. Не сурожцы назвали Сурож русским, а борусы. Правая борьба была таким образом неправой борьбой. И долгая вражда между родами раздирала борусов на части. Так борусы не могли же стать греками или скуфью в степи — те-то ведь желтые. А русы русые и голубоглазые, сильные. И не в Нави же шла война непрестанно, а разве ж на Суроже не было князей сильных, чтобы врагам грекам дать отпор, как и другим?!. (Теперь) ведь та Сурожь огречена и не будет вовсе русской… А греки нас хотели крестить, чтобы мы забыли богов наших и так обратились к ним, чтобы нам в порабощении быть. Поостережемся того, как престарое отцы, которые простерли Скуфь свою и не дали волкам хищничать об агнцах, которые суть дети Сурьи…»
