— Колян, я возьму бутылочку на похмел, хоре? — и, не дождавшись ответа, прошел к балкону, потом бесшумно вышел.
И еще кто-то заглядывал попрощаться. Он спал.
Слышно было, как все переместились в прихожую, долго топтались там, по одному выходили, а он лежал и готовился к одиночеству, к окончательному одиночеству в пустой квартире. «Они все уйдут», — думал он, не веря, но вот дверь хлопнула, захлопнулась, он остался один, нет, кто-то еще остался — осталась? — выключила свет в прихожей, пошла по комнатам, выключая повсюду свет, в полной темноте вошла, пошатываясь, села в кресло подле дивана и замерла.
Наталья осталась.
«Наташка, — подумал он. — Осталась». Он так и знал. Так должно было быть, хотя по грачанским меркам оно, конечно, скандал. Ему полегчало, ледяная страна за окнами отступила, отлетела с балкона в свои заснеженные беспределы. Он стянул с головы плед, взглянул в ее сторону и увидел пыхающий огонек: Наталья курила.
— Не спишь? — спросила она неожиданно сиплым голосом.
— Не знаю. Вроде нет. Спасибо, что осталась.
Она хмыкнула.
— Пожалуйста. Спи давай. Я ненадолго, подежурю, так сказать, потом поеду. Так что давай, спи.
— Ладно, — согласился он, отвернулся к стенке, закрыл глаза. Голос у нее был здорово поддатый, слова спотыкались. Он лежал и слушал, как Наталья затягивается, как выдыхает дым.
— А почему не постелил? — определила она на ощупь. — Почему в одежке?
— Да ну, — буркнул Николай, но она заставила его встать, постелила постель, ему ничего не оставалось, как раздеться и нырнуть под мамино одеяло. Всей кожей ощущалось, какое оно мамино, одеяло, какое несвежее и родное. «Бог мой, — подумал он с тоской ни о чем. — Бог мой», — подумал он, пытаясь уплыть в привычную свою тоску, в усталость, но что-то крепко держало его на привязи, — Наталья, конечно, и никуда он не уплывал, только привязь натягивалась и вибрировала, а потом — потом он услышал всхлипы. Наталья плакала.
— Эй, — позвал он. — Наташка. Ты чего?
Она не отвечала, всхлипывала, а он лежал на боку, не имея сил на сочувствие.
— Ну что ты молчишь? — попрекнула она. — Что ты лежишь и молчишь?
— А что говорить?..
— Ничего… Хоть что-нибудь. Не плачь, скажи.
— Не плачь.
— «Иди ко мне, ляг рядом». Даже этого не можешь сказать, да?
— Могу.
— А фиг тебе… Тебе же никто не нужен, у тебя горе, ты у нас самый главный. Нашел свое горе и теперь будешь с ним возюкаться. А Наташка что, Наташка сама придет, не может же она бросить Коленьку одного в этой квартире… Ой, ну и назюзюкалась я…
