Кто-то из сидевших за столом громко и сочувственно ахнул, Злата Евгеньевна, стиснув виски руками, опустила голову.
… В июле сорок первого, когда часть их 13-й армии с боями прорывалась за реку Сож, на переправе погибла санитарка Таня Дегтярева. Вечером, во время затишья, санинструктор Маша Дьячкова печально сообщила подругам:
— У Таньки дома пацан остался — она мне его карточку два дня назад показывала.
— Я не знала, что у Таньки есть ребенок, — изумленно откликнулась одна из девушек.
— Она мне по секрету как-то сказала — очень уж заскучала по мальцу. А так никому не говорила — не хотела, чтобы ребята знали. Парни-то наши они такие, что ежели баба, а не девка, то сейчас подъезжать начнут.
— И чего там выкомариваться, — сердито пробурчала рыжая Верка Демчук, — что мужику, что бабе — одна радость. И сколько нам там осталось, никто не знает.
В сарае, где они устроились на ночлег, было душно, от запаха сена у Златы свербело в носу, а от слов Верки спать вообще расхотелось.
— Если бы все рассуждали так, как ты, — сердито начала она, но возражение ее заглушил взрыв смеха:
— Ну и дура! Это война, тут жизнь по-другому идет, тут надо сегодня жить.
Злата вспыхнула:
— Причем здесь война, какая разница!
— А при том! Завтра любого может, как Таньку — пуля в голову и под воду. Командир, вон, за эти дни, пока мы отходили, аж с лица спал, а как потише станет, так все глаз в твою сторону норовит положить. Чего ты кочевряжишься?
— Очень глупо! — возмущенно произнесла Злата. — Глупо и бессовестно — надо же такое придумать! У человека семья, а ты распускаешь слухи!
Верка фыркнула и покрутила носом:
— Семья! Я тебе, к примеру как, приведу: завтра, вон, лицо у тебя изуродует или ногу оторвет, так будешь ты любому мужику рада — что лысому, что косому, что женатому, что холостому. Я ж говорю, что дура!
Злата поднялась и молча пошла прочь из сарая, а вслед ей несся веселый смех девушек. Она шла, вдыхая пряный аромат летней ночи, отчаянно трещали цикады, и ее уху странно было слышать этот треск после несмолкаемого грохота снарядов, после всего, что ей пришлось увидеть и испытать за последний месяц.
— Затишье, — отчетливо произнес за ее спиной чей-то голос, — когда еще услышим тишину?
Девушка резко обернулась и оказалась лицом к лицу с майором Царенко. Он стоял неподвижно, но взгляд его, казалось, прожигал насквозь. Вспомнив слова рыжей Верки, Злата смутилась, сделала шаг назад и вытянулась по стойке «смирно», пролепетав:
