Совершенно очевидно было, что Царенко по складу характера не тот человек, которого волнует настроение окружающих, и замешательства хозяев он даже не заметил. Или сделал вид, что не заметил? Окинув насмешливым взглядом Петра Эрнестовича, спокойно опустившегося на свое прежнее место за столом — как раз напротив новых гостей, — генерал сказал, перекрыв мощью своего голоса разговоры присутствующих:
— Время-то как идет, товарищ военврач второго ранга, а? Важным, смотрю, стал — профессор!
— Что поделаешь, ты тоже, вон, из майоров до генерала дослужился, — прищурив глаза, негромко ответил Муромцев.
— Минуточку внимания, товарищи! — крикнул с другого конца стола уже раскрасневшийся после двух стопок водки Камышев, икнул и постучал о стол вилкой. — Я посчитал, что здесь целых пять профессоров и всего лишь один генерал. Прошу предоставить слово товарищу генералу, иначе это будет просто политически неверно.
— Угомонись, Андрюша, закусывай, пожалуйста, — со вздохом попыталась утихомирить его жена. — Люди только вошли, дай им хоть оглядеться, отдохнуть с дороги.
— Отдыхать в могиле будем, — поднимаясь, возразил Царенко, — а сейчас у меня есть, что сказать. Тем более что мы с товарищем ненадолго — через два часа в Смольном начинается праздничное заседание горкома партии, на которое мы приглашены, — обведя взглядом мгновенно притихших гостей, он сказал выразительно и четко: — За победу, товарищи, она нам всем нелегко досталась!
— За победу!
В воздухе повис звон бокалов, гости, вставали, тянулись через стол, чтобы чокнуться друг с другом. Злата Евгеньевна поставила на стол свою рюмку и, опустив глаза, начала торопливо собирать со стола грязные тарелки, а мать Вали Синицыной расставляла чистые — для мяса.
— Присядь, Златушка, — попросил Царенко, следя за ней глазами. — Мне дальше говорить нужно, а без тебя никак нельзя.
— Присаживаться мне некогда — дел по горло, — ответила она, по-прежнему глядя в сторону, и встала у притолоки двери со стопкой тарелок в руках. — Хочешь говорить — говори, я слушаю.
— Сядь, Злата, что ты, в самом деле! — упрекнула ее мать Вали. — Давай мне тарелки, я отнесу на кухню.
Плотно сжав губы, Злата Евгеньевна опустилась на краешек стула.
— За победу выпили, это святое, — медленно произнес генерал, — теперь хочу выпить за хозяйку дома. За Златушку Волошину, с которой мы бок о бок прошли почти всю войну. Впервые я увидел ее летом сорок первого, — в упор глядя на Злату Евгеньевну, сказал генерал. — Мы вырвались из окружения в районе Могилева и пробивались к Смоленску, чтобы соединиться с двадцать первой армией. Самые горячие бои тогда шли в районе Ельни, и где-то там у меня находилась семья — отвез их на лето к теще. Не знали ведь, что война вот-вот нагрянет.
