Земля падшего | страница 22



Нет, это же компьютер, никто ничего мне сделать не может, я сижу в удобном кресле, я все могу… Ну да, а этот прозрачный мешок на тот случай, если я грохнусь, что бы мои останки в мешке и остались, дешево и мило, даже искать не придется, все уже упаковано в лучшем виде…

Я все могу, Я могу все, — могу ходить как воробей, бегать как лисица, ползать как змея, нет, лучше как игуана, у них такие когти, что морской волной даже со скал не сносит. Ма-ма, у меня сейчас пальцы сведет! Стоп. Оцени обстановку. Холодно и пальцы закоченели, сводит руки. Бред. В комнате, где ты сидишь тепло, минимум двадцать по Цельсию. А я уже не могу держаться Ма-ма!!! Прекрати!!!

Одежду. Я в теплом удобном свитере, кожаном, длинном жилете с карманами, капюшоном и поясом, с ножом в ножнах, клепочки на поясе железные, нет серебряные. На мне мягкие и теплые замшевые лосины черного, нет, серого цвета из оленьей замши, сапожки на ногах удобные как кроссовки, чуть выше щиколоток, плотно зашнурованные с дополнительными застежками, подошвы как у горных ботинок и удобные как тапочки, из толстой медвежьей кожи. Стоп. А у медведя кожа толстая? А я сказала толстая! И свитер синий и толстый, из мягчайшей овечьей шерсти, нет лучше козьей. А она синей бывает? А у меня все будет, как я хочу! Напульсники с метательными дротиками, футляр с картами у пояса, меч, а на фига, мне на обрыве меч?

Так, ну вот, уже тепло. Не сидеть же на скале все время. А у меня голова вообще не кружится, а в низу даже красиво, как из самолета, Ма-ма! А я хочу сильный полевой бинокль. Да, а на сколько сильный. Стоп. Не загружайся. Да что я компьютер, что я сама с собой так по-дурацки разговариваю. Ну вот, всегда ты так, в себе сомневаешься, Мышь серая и трусливая. Выше носик Мышка. Мы их всех…

На второй шкале творилось что-то невероятное, цифры бешено скакали, счет шел уже на тысячи, когда вошел декан. Ник с Валером виновато повесили головы. Компьютер дохлый, он же все время ломается, разве из Альвэ в эту дыру дадут что-нибудь путное. Счет шел на десятки тысяч. Григорий Леонтьевич побелел. — Молитесь мальчики, что бы это был компьютер или у нас крупные неприятности. Высветилась третья шкала…

Май две тысячи второго года. Приятный весенний, праздничный день. Лика идет через дворцовый скверик по тротуару, краем уха слышит постороннее шуршание сзади. По тротуару на нее на полной скорости мчится иномарка, еще секунда и позвоночник вдребезги, но она успела отпрыгнуть. Машина, не тормозя, прошла по краю бедра. Удар дважды перевернул ее, отбросив на газон. Встала. Рука на запястье болталась как тряпка, суставы смещены. Двойной перелом руки. Пока шла домой боли не чувствовала, только ныла сбитая ссадина. Сжав зубы, дошла до квартиры, вызвала скорую, положила лед из холодильника. Потом почувствовала боль. У скорой не было даже новокаина. Машину так и не нашли, номер она не видела. Кости срослись только через две недели… Врачи не поверили своим глазам, переломы с осколками так быстро не срастаются, особенно когда тебе уже за.