Старик–скелет–старик–скелет. Кто настоящий, кто обман зрения?
Кажется, Граве улавливает мои мысли.
— Мы оба настоящие, как ни странно. Я действительно уроженец планеты Хох, нечеловек с пятнистой кожей. И я действительно старик, пожилой астроном, посвятивший жизнь межзвездным контактам. По мнению моих знакомых, я тяжелодум, медлительный, мешковатый, незлой, ироничный несколько. Это мой подлинный характер. Анапод преобразует его в привычную для вас форму — в образ человека с такой натурой, как у меня.
Старик–скелет–старик–скелет…
Открытки бывают такие: справа видишь одно, слева — другое.
А все‑таки ложь!
Пусть внешность отвратительна, пусть ты уродлив и страшен. Культурный человек не обращает внимания на внешность. Мне неприятно, что звездожители начали знакомство со лжи, с очков, втирающих мне очки. Ведь мы же полагали, что старшие братья по разуму — образец безупречной честности.
Вот как оправдывается пятнистый череп:
— Вы ошибаетесь, правда трудна, не всем под силу ее вынести. И у вас на Земле скрывают истину от безнадежно больных, прячут от детей темные стороны жизни. Даже взрослые брезгливо отворачиваются от гнойных язв, от искромсанного поездом. Мы же пробовали здесь подойти к вам в подлинном виде. Вы кричали: “Прочь, прочь, уберите!” Вы и сейчас морщитесь, глядя на меня, содрогаетесь от отвращения. И не надо мучиться, пристегните анапод. Легче же! Для того и был придуман этот аппарат. Не для вас лично, не обольщайтесь. Анаподы появились, когда возникла Всезвездная Ассамблея и сапиенсы разных рас собрались вместе, чтобы обсудить общие дела. Обсуждать, а не нос воротить (правильно я выражаюсь насчет носа?), думать, а не корчиться, удерживая тошноту.
Ана‑под, ана‑под, анализирует аналогии, подыскивает подобия. Это слово тоже создано анаподом из земных слогов по подобию.
Привыкаю к прибору, даже забавляюсь с ним. Надвигаю, сдвигаю. Словно шторка на глазах, словно страничку переворачиваю. Раз — пухлое лицо старика, раз — череп. Раз–раз! А если сдвигать постепенно, получается наплыв, как в кино; череп медленно проступает сквозь черты лица, кости вытесняют выцветающие мускулы.
Их Дальмира, оказывается, похожа на птицу, на аиста голенастого и с хохлом. Анапод же нарисовал мне знакомую блондинку с “конским хвостом” на макушке. Их Лирикова — крылатый слизняк. Ничего у нее не видно — ни глаз, ни ушей, ни рук. Но если нужно, они вырастают, как ложноножки у амебы, сколько угодно рук, любой формы. Недаром так мягки ее прикосновения. Даже моя кровать — не кровать, оказывается. Это простыня, которая поддерживается тугой и теплой струей воздуха. Стены — не стены и пол — не пол.
