— Это мило, как будто я могу пойти к нему и сказать: я думаю, что вы будете прекрасным мужем… женитесь на мне.
— Ну, а если б он сам сделал тебе предложение?
— Я приняла бы его, не думая.
— И ты любила бы его?
— Всю жизнь.
— Тогда жаль, что он проходит мимо своего счастья.
— Нет, я не гожусь ему, я слишком обыкновенное создание, а ему нужна любовь восторженная, идеальная; я не говорю, что он будет ненавидеть меня, нет; но я надоем ему, и скоро он сделается ко мне совершенно равнодушен.
Мари думала и думала всю ночь о том, что говорила ей Клементина.
Эти размышления привели Мари к решимости переменить свое обращение с Эмануилом на более холодное и строгое, чтобы не дать повода ее подруге к каким бы то ни было предположениям, которые, может быть, уже давно шевелились в уме графа. И на другой же день, когда Эмануил, занятый еще вчерашним разговором с д’Ерми, явился в замок, то немало удивился, заметя, что Мари ответила на его обычную улыбку холодным и церемонным поклоном. Он спрашивал себя о причине такой внезапной холодности — и как только остался наедине с молодой девушкой, он тотчас спросил ее об этом; но Мари отвечала ему, что это ему так кажется, что так было всегда и что так должно быть и на будущее время.
Хотя смущение Мари ясно говорило, что она принуждает себя отвечать Эмануилу таким образом, но он поверил ее словам и не стал искать в них настоящего смысла.
Молодой пэр в делах политики был очень проницателен, угадывал даже то, чего не видел, но в деле чувства эта проницательность не была его уделом. Есть громадная разница в знании сердца человека и сердца женщины — и Лафатер, который, казалось, глубоко изучил первое, ничего не мог сказать о последнем. К тому же, де Брион положительно верил всему, что ни говорила ему Мари, и сердце его сжалось. Из ее слов он понял, что их частые разговоры наедине могли быть замечены, и потому встал и вышел в сад, оставив ее одну. Мари вовсе не ожидала такой выходки — и потому, если Эмануил вышел с болью в сердце, то молодая девушка осталась со слезами на глазах. Но силою воли, которою всегда отличаются женщины, несмотря на их слабость, Мари удержала эти слезы, и, приподняв занавес окошка, она стала следить за удаляющимся пэром. Она видела, как он прошел сад, как он посмотрел на то окно, у которого она осталась — это зрелище заставило задрожать руку, приподнявшую гардину; Мари видела, как он поворачивался двадцать раз, думая, что на него не смотрят, и как наконец он скрылся за деревьями.
