Девятьсот семнадцатый | страница 73
Тщетно Гончаренко осматривал местность со всех сторон. Пусто было вокруг, а на дороге если и попадались одинокие редкие пешеходы, то это были исключительно местные загорелые крестьяне в чувяках и тюбетейках.
— Хорошо смотришь, Гончаренко? — спросил Драгин, стараясь перекричать шум мотора.
Гончаренко в отвес кивнул головой.
— Где же он запропал? Ведь скоро завод. Уж не повернул ли он назад? — рассуждал сам с собой Гончаренко.
Но вот его внимательный взгляд разглядел у далекого горизонта еле заметное, пыльное облачко. Облачко быстро приближалось и скоро выросло в окутанную пылью быстро мчавшуюся тройку. Седоков не было видно, но Гончаренко уже твердо был уверен, что это едет Дума.
— Едет, — громко крикнул он, довернувшись к Драгину.
— Нужно загородить дорогу, — приказал шоферу Драгин.
Шофер, солдат в шапке пилота, искусно заманеврировал машину и стал по середине дороги, загородив всякий проезд.
Тройка замедлила бег и встала. Кони бешено грызли удила и били копытами о камни шоссе. Бородатый кучер что-то кричал негодующе, размахивая в сторону шофера кнутом. Но за шумом мотора его крики не были слышны.
Тройка начала заворачивать назад, и тут Гончаренко увидел Думу. Дума сидел, развалившись в коляске, одной рукой обнимая какую-то полную женщину в пестром шелковом платке и в растрепанном платье, а другой придерживал стоявшую у ног четверть. На противоположном сиденьи лежал большой наполненный чем-то мешок.
— Он? — спросил Драгин.
— Да, Дума, — ответил Гончаренко.
Шум мотора умолк. Драгин вышел на дорогу, вынул из кармана своего френча браунинг, подошел к коляске, точно разминаясь, и сказал:
— Гражданин Дума. По распоряжению совета ты арестован.
— Брось баловать, — негодующе закричал Дума, сильно оттопырив толстые губы. — Не на такого напал, чтобы арестовать. Вот мой мандат.
Дума с важным видом небрежно протянул Драгину какую-то донельзя потрепанную бумагу, для прочности наклеенную на полотно.
— Ну, вылезай. Чего очки втираешь? — Драгин поднял браунинг в уровень лица Думы. Дума побледнел и слабым, прерывающимся голосом спросил:
— А за что?
— За грабежи и дискредитацию революционной власти. Ну, вылезай, что ли.
Дума отнял руку от женщины, которая равнодушно наблюдала всю эту сцену, и спрыгнул на дорогу.
— Кто эта женщина? Жена?
— Нет… Так, знакомая — с завода.
— А что в мешке?
— Сахар.
— Откуда достал?
— Рабочие дали.
— Мародер. Ну-ка, кучер, заворачивай.
Думу усадили в автомобиль. Когда машина зафыркав, тронулась в путь, Дума заплакал. Плакал он до тех пор, пока не заметил и не узнал Гончаренко. Тут лицо Думы передернулось злобой.