По другую сторону вокзала, уже на городской площади, деятели земства с красными повязками на руках, значками на груди, студенты, барышни, подростки рассаживали раненых по автомобилям, коляскам и развозили по госпиталям.
Гончаренко еще в пути узнал от санитара о том, что царя свергли. Это известие будоражило его, как и всех. Стоя здесь на площади с толпою других, радостно возбужденных ходячих раненых, переминался с ноги на ногу, ел дареные публикой конфеты и курил дареные папиросы.
— Ишь ты, брат, какие дела, — говорил ему сосед, рыжебородый солдат, с вывороченной на сторону шеей. — Ишь, радуются. Не зря, значит, воевали. Ишь, сколько добра надавали-то. Полно в карманах.
— Н-да, — неопределенно тянул Гончаренко, наблюдая за тем, как быстрые санитары рассортировывали раненых.
— Вон ведь сколько офицеров. Их в автомобили, а нашего брата, серячка, на повозке, — сказал безрукий солдат и криво улыбнулся. — Вот тебе и, свобода.
— Не до жиру, а быть бы живу, — неизвестно почему протянул его сосед с кривой шеей и принялся грызть, немилосердно чавкая, подаренные ему какой-то старушкой конфеты.
Гончаренко оглянулся кругом. Из шумной, праздной толпы неподалеку от себя он заметил стоявшую особняком группу в четыре человека. Среди тех загорелых, бритых, восточного типа мужчин, одетых в смесь военного и штатского, стояла девушка лет девятнадцати. Лицо ее, с необыкновенно большими серыми глазами, плотно сжатым маленьким ртом, сохраняло суровое, почти мужское выражение.
«Где-то видел я это лицо», — подумал Гончаренко и вспомнил, — в Москве, в приходской церкви он видел картину страшного суда, нарисованную старинным художником. У ангела, мечом загонявшего грешников в ад, были именно такие глаза и точно такое же задумчиво-грозное выражение прекрасного лица.
Эти люди между собой вели приглушенный разговор.
«Как видно, говорят о нас, и всем-то мы стали вдруг интересны», — подумал Гончаренко и еще раз посмотрел в лицо девушки. Она поймала его взгляд и, не смутясь, выдержала. Затем, повернувшись к своим соседям, стала что-то нашептывать всем трем поочередно. Потом все они вместе быстро подошли к Гончаренко. Солдат опешил.
Один из подошедших, мужчина с прицеливающимися глазами и упрямой складкой в углах рта, вынул из кармана пачку папирос и предложил Гончаренко.
— Закуривайте, товарищ.
Гончаренко с благодарностью закурил и отвернулся, чувствуя, что сейчас снова начнутся надоевшие разговоры о войне. Так прошло несколько минут. Но странные люди не уходили, продолжая с интересом смотреть на него. Гончаренко почувствовал себя совсем неловко: «Чего они уставились на меня. Я ж не картина. Очень любопытный народ. Ну что же, расскажу я им про войну».
