Навалилась тяжёлая, разноцветная темнота.
4. Некрас Волчар.
Я был — мой предок, основатель рода, оборотень Крапива.
Солнце медленно клонилось к окоёму. Зубчатый край соснового бора уже окрасился алым. Я обернулся — справа от меня стоял отец, тоже глядя на солнце. Почуяв мой взгляд, он тоже оборотил лицо ко мне и улыбнулся.
— Полнолуние ныне, — обронил он многозначительно. — Пошли.
Лес надвинулся тяжёлым полумраком, дышал в уши и затылок мягким звериным дыханием.
— А… оборачиваться только в полнолуние можно? — мой голос невольно дрогнул.
— Не только, — отверг отец, оглядываясь по сторонам. — В иное время пень надо и заговорённый нож… ну да ты знаешь. Да только опасно это.
Я непонимающе глянул на него.
— Будешь часто оборачиваться — годам к сорока станешь волком навечно. И речь людскую забудешь, зверем станешь несмысленым…
Отец вдруг прервал свою речь и бросился наземь, перекинулся через голосу. В следующий миг из вороха одежды вынырнул дородный матёрый волчище. Сел и пристально глядел на меня, чего-то ждал.
Меня вмиг охватили страх и любопытство, какое-то странное чувство, острое желание оборотиться вслед за отцом и отчаянный страх навсегда остаться волком.
Волк что-то угрожающе прорычал, и я, решась, тоже бросился оземь…
Я был — вой князя Божа, Кудим Волчий Клык.
После вчерашней битвы войско готов отступило за реку… как там она звалась? Дан, Дон… не помню. Конунг Винитар был согласен на мирное докончанье с ополчением словенских родов. На том берегу готы уже ставили огромный белополотняный шатёр, где должны были встретиться конунг Винитар с нашими старейшинами-боярами и князем Божем.
А вот и князь!
Звучно протопотали конские копыта. Народу ехало много — сам Бож, двое его сыновей и все старейшины — семь десятков человек. Шитые золотом и серебром зипуны, наборные брони и островерхие клёпаные шеломы. Шестеро конных слобожан с копьями наперевес — почётная стража-сопровождение — не для опасу, чести ради.
— Ещё б им не мириться, — пробурчал кто-то сзади. — Коль мы их подпёрли, да россы, да Баламир-хакан…
Я недовольно дёрнул плечом, неотрывно глядя на тот берег, где с лодьи уже сходил на землю последние бояре. В душе медленно нарастало чувство тревоги, какое-то чутьё, унаследованное от моего деда, предка-оборотня, что одолел заклятье и основал наш род.
В этот миг на том берегу звонко заревел рог, и на толпящихся около лодьи бояр со всех сторон ринули готы с оружием наготове. Слобожане бросились было навтречь, да куда там — вшестером против двух сотен. На том берегу восстал крик и гам, слышный даже семо. Сотники заметались было, да что там… пока лодьи снарядишь, там уж всех перебьют…
