Я был — вой князя Кия, Рябко Переярок.
Каменистые увалы, поросшие полудиким виноградом, тянулись на полночь, перемежаясь жёлтыми пятнами глиняных проплешин.
Богатая страна Угол. Жалко оставлять.
— Богатая страна, — словно подслушав мои мысли, повторил кто-то рядом. — Жалко оставлять.
Я невольно скосил глаза. Ого! Сам князь Кий Жарыч!
— Гой еси, княже.
— И тебе поздорову, — кивнул князь. — Ладно, мы сюда ещё вернёмся.
— А сей час… не осилить?
— Куда… — вздохнул князь. — Ромеи ныне сильны. Аттила погиб. Сыновья его тоже…
— Как? — ахнул я. — И Денгизих?
— Месяц назад, — хмуро кивнул князь. — Аспарух его разбил. И убил. Голову отослал в Царьград. Гунны ныне слабее, чем мы, и нам не помощники. Угол придётся отдать.
— И… куда мы ныне? — у меня невольно дух захватывало. Впервой такие важные дела обсуждали со мной, обычным воем-сторонником.
— Ну как куда, — пожал плечами князь. — Домой. На Рось. Там ныне работы много будет. Город будем строить.
Я был — вой князя Воронца Великого, слобожанин Чапура Белый Волк.
Широкие раздольные угорья плавно стекали в степь к полудню и вырастали в горы к полуночи. Планины.
Империя тёплых морей. Вот она. Мы впервой пришли пощупать её мягкое подбрюшье так близко.
Я бросил взгляд на князя и невольно залюбовался. Младший внук князя Кия неподвижно высился на коне, пристально и неотрывно глядя на полдень, на готовящуюся к наступу тяжёлую конницу ромеев. Шесть тысяч кованой рати ширили строй полумесяцем, готовясь сорваться в стремительной скачке.
Мы тоже были готовы. Двенадцать сотен конных терпеливо ждали, когда ромеи ударят первыми. Тогда ударим и мы — навстречь.
Солнце висело в зените, проливая наземь щедрые потоки расплавленного огня.
Лето. Червень-месяц.
Ромейская конница медленно потекла вперёд, больно сияя на солнце начищенными латами.
Князь решительно взмахнул невесть когда обнажённым мечом и угорья рванулись навстречь…
Я был — вожак ватаги отселенцев, Беляй Волчар.
Крики доносились отколь-то спереди. Я вслушался.
— Пришли! Пришли!
Лес и впрямь расступался, открывая простор. Телеги вышли на окраину леса и заморённые кони остоялись, устало поводя впалыми боками. Отселенцы расходились в стороны, уступая мне дорогу.
Степной простор бросился в глаза бескрайней ширью, горьковатым горячим воздухом, терпким запахом полыни и влажным ветром, тянущим от реки.
— Дон? — нерешительно спросил кто-то за спиной.
— Наверное, — ответил ещё кто-то.
Я перевёл прерывистое дыхание и сказал:
