— Спасу я тебя, — говорит. — Была в селе, люди научили. Вот, пойдём, посмотри, что покажу!
И повела меня к порогу. Потянулась рукой вверх, а живот мешает, и просит:
— Ты сам вон ту иголку из косяка вынь, я не достану.
Я поглядел, а там не одна иголка, а целых семь, осторожно так воткнуты, сразу и не заметишь!
Любушка говорит:
— Это называется подклад. Умные люди научили: если иголку найду, мух дохлых на пороге или порошок какой — всё убрать. Приворот на тебя сделали, Серёженька. Не виноват ты ни в чём.
Я иголки вытащил, а Любушка их пламенем опалила и отнесла куда-то, закопала.
К ночи меня отпустило. Как пелена с глаз упала, смотрю я на Любушку — насмотреться не могу! Родная она мне, близкая, ближе не бывает! И Нинка у неё в животе уже шевелится, на свет просится.
Ну, забрал я Любушку, простились мы с дядькой и переехали в семейное общежитие. Были раньше такие. А потом мне на работе квартиру дали.
Вот так, Тиночка. Не верил я в колдовство, как же: комсомолец, идейный, сознательный! А сам столкнулся и убедился — есть оно. И ведьма может всю жизнь человеку сломать, если захочет.
Да, а с Любушкой мы скоро тайно венчались, тогда открыто нельзя было, и больше я Аглаю не вспоминал. Да дико мне было о чужой бабе думать, когда у меня жена любимая и дочь. Вот такая история.
Тина сидела тихо, вспоминала бабушку, как они с дедушкой хорошо жили, как любили друг друга. И как у дедушки ноги отказали, когда она умерла. На похоронах он ещё стоял, а на утро с постели не встал. И только звал свою Любушку и тихо плакал. Неужели могло такое быть, что когда-то он её чуть не бросил? В голове не укладывалось!
— Дедуль, — Тина сглотнула комок. — Я тебя люблю. Давай пить чай, я торт купила.
Не успела она вскипятить чайник, вернулась Катя. Впорхнула смеющаяся, весёлая, весеннее облачко счастья, а не сестра! Тина обняла её, отстранилась и залюбовалась:
— До чего ж ты быстро растёшь, принцесса!
Катя снова рассмеялась и обернулась к зеркалу:
— Стараюсь, сестричка!
Пока они втроём ели торт, шутили, Тина посматривала на часы. Теперь ей надо было поговорить с Катей, но не при дедушке. С улицы прибежал Олежек, бросил Тине своё обычное:
— Привет! — и опять убежал к друзьям.
Ничего у них в доме не изменилось, осталось только помириться с мамой. Но сначала рассказать Кате сон. Тина встала из-за стола, собрала грязные тарелки и пошла на кухню. На пороге обернулась и кивком позвала Катерину за собой.
Начала рассказывать, пока мыла посуду, а закончила в их бывшей комнате. Катя сначала отвлекалась, но когда услышала про себя, притихла и удивлённо спросила:
