– Это все можно и потом, – поспешно сказал Абдул жене, – я потом ему отвезу сам. Ждать он не может, ехать ему через неделю. Да, кстати… Надо ли той устраивать? Лучше уж после окончания учебы, когда он станет доктором…
– Я никогда не думала, что глава нашего дома такой скупой! Разве после окончания учебы мы не сможем еще один той устроить? Не-ет, надо сейчас же начать готовиться, оповестить родню, друзей, соседей. Если ты для единственного сына жалеешь барашка, то я не пожалею и бычка!
Она встала, вытащила из кованого сундука серую каракулевую шкурку, помчалась к скорняжному мастеру.
Отец и сын молча переглянулись, затем отец сказал:
– Воллагий, да биллагий, да таллахий, мать права: хотя она и не знает правды, но ты ведь отправляешься, чтобы стать настоящим мужчиной, ты будешь состязаться в мужестве, так разве это не следует отметить и тоем с бочонком бозы, и новой одеждой? Правда, бычка трогать незачем, обойдемся барашком. Но той сделаем, хлопец!..
Ровно через неделю после этого разговора двор заполнили родня, друзья, соседи. Они расселись за столами, установленными под огромной белоснежной яблоней во дворе. На столах красовалась посуда со всевозможной едой, рядом стояла бочка, полная свежей, бурлящей бозой. Молодой человек разливал ее деревянным черпаком в кружки и деревянные миски. Для тех же, кто любил кое-что покрепче, на столах стояли бутылки из магазина.
Тамада, крепкий белобородый старик, встал с места, обеими руками поднял традиционный деревянный гоббан – чашу, наполненную бозой. В знак уважения к нему встали все остальные.
– Джанымла, кезюмле![22] – начал он. -Хорошо, когда люди собираются по такому счастливому случаю. Дай аллах, чтобы наши аульчане собирались только по таким случаям. Теперь в ауле одним дохтуром станет больше!
– Как дохтуром? – крикнул кто-то с другого конца стола.
– Ш-ш… Не мешайте тамаде говорить! – поспешил шикнуть обеспокоенный Абдул.
– Вот так: дохтуром, и все! – продолжал старик. – Давайте пожелаем Солтану, чтобы он благополучно окончил учебу, вернулся, но чтобы к тому времени исчезли все болезни и чтобы ему некого было лечить…
– А за что же он будет тогда казенные деньги получать? – засмеялся кто-то.
– А за то, что будет оберегать нас от болезней, – нашелся старик.— Это называется про-фи-лак-тика!
Старик приложился к гоббану, и, пока он не поставил на место осушенную чашу, никто не пил и не садился.
Абдул чувствовал себя как на иголках. Тем, кого приглашал сам, он говорил правду, что провожает сына на ипподром, и просил помалкивать об этом. Но кое-кому приглашение на той передавала жена, и уж она-то, конечно, похвасталась, что сын едет на учебу. «И зачем я взялся в мои-то годы лукавить? – сокрушался Абдул. – Ведь у неправды короткие ножки!»
