— Не могу, — тяжело вздохнув, сказал пекарь.
— Но почему, Илие? В чем дело?
— Дал себе слово… Давным–давно решено.
— Не падай духом, парень! И к чему эта загадочность? Зачем таиться передо мной?
— А что остается? — ответил Кику. — Ты подозреваешь Антонюка, подозреваешь ее, подозреваешь ублюдка из «Полиции нравов»… Разве не так? — У Кику перехватило дыхание, но он справился с собой. — Считаешь, будто она… виновна в провале инструктажа… Договорим до конца: и в том, что налетели индюки! Вот видишь… А между тем если и винить кого‑то, то нужно прежде всего винить тебя! Тебя, Сыргие, тебя — никого другого! Кто раньше других вышел из дома? Ты. Это во–первых… А во–вторых… Тогда, когда арестовали руководство — троих за один раз, — ты тоже остался целеньким… Тебя не тронули! Слышишь: даже пальцем не тронули!
— Довольно! — резко оборвал Волох. — Сейчас разойдемся, а вот завтра… Чтоб завтра был в намеченном месте. Понятно? — Он помедлил, желая услышать ответ пекаря, но тот почему‑то медлил. — Договорились? Завтра встретимся? — повторил он, хотя делать этого не следовало.
— Не знаю, как насчет завтра, — пробормотал Илие под нос, принявшись зачем‑то затягивать пояс, и без того затянутый до отказа. Заметив наконец, что Волох приостановился в ожидании ответа, выдавил: — Я сообщу, когда и как…
Некоторое время Волох шагал скорее по инерции, не разбирая дороги и ясно чувствуя, что тело не подчиняется ему: оно словно брошено вперед какой‑то неведомой силой и по мере продвижения все острее ощущает близкое, неминуемое падение. Куда несут его ноги? Кому и где он сейчас нужен? Никому. Нигде. Ни одной душе на свете.
В голове роились мысли одна другой горше. Жандармы, полицейские, шпики всех рангов и калибров, гестаповцы, провокаторы, осведомители… И вся эта свора, весь этот зверинец ожесточился против людей, которых он, Зуграву, Илона непременно должны объединить против общего врага… И вот теперь…
Что случилось с Кику? Как может сомневаться этот человек, знавший Волоха в тюрьме, видевший на его примере, как держатся на допросах подпольщики? И там же, в фашистском застенке, примкнувший к нему? Пытки, допросы, бесконечные истязания… Может ли быть более грозное испытание человеку, более страшная его проверка?
И вот теперь не кто иной, как Илие Кику, готов в чем-то подозревать его!
К каким только уловкам не пришлось прибегнуть Илие, чтобы попасть в каморку Сыргие! Более всего он боялся, как бы его приход не обнаружила сестра Параскива: с нее станет пригласить приятеля Сыргие к себе на чашку чая. Неужели попытается заманить в секту?
