— В конце концов его арестовали, да? — снова спросил Волох.
— Еще бы, даже наручники надели! Но все равно сопротивлялся. Пока забросили в машину, пришлось волоком тащить по земле… Что же касается адреса той важной птицы, которую искали, — по–моему, это сказочка, Сыргие. Сочинил! Наговорил чепухи, чтоб поскорее убрались… Правда, вместе с ним.
— Посмотрим, как будет держаться на допросах, — подвел черту Сыргие. — Пока что нельзя забывать главное: инструктаж все‑таки сорвался из‑за него. Как бы все эго в итоге не оказалось провокацией.
— Не думаю. Нет, нет! Из него слова не вырвут.
— Значит, вот как получается: Бабочка убегала от преследователя только потому, что не хотела слушать нравоучений? Если ты увидишь ее сегодня… Возможно, ты увидишь сегодня Лилиану…
— Почему я должен видеть ее? — Кику в любых обстоятельствах был верен себе. — Или не веришь, что…
— Эго не меняет дела — верю я или нет. — Вэлох горько усмехнулся. — Спрашиваю только потому, что ты — единственный человек, который поддерживает с нею связь… В смысле организационном, разумеется…
— Не хватало еще… — Пекарь все же не мог решиться на полную откровенность. — Хотя чего там темнить!.. Все равно она любит этого щенка, этого молокососа! Что же касается меня, то я… никакого интереса в ее глазах не представляю. Всего лишь бывший, отсидевший в тюрьме, не более… В то время как этот — герой! Тем более что не побоялся схватиться с жандармами, бросился на них с ножом.
— Но откуда ей знать об этом?
— Я же и рассказал…
— И все лее: каким образом я могу увидеться с нею? — повторил Волох. — Конечно, по паролю. Только постой, постой… Сегодня — не могу, завтра — тоже. Послезавтра? Нет, и этот день отпадает… Значит, в воскресенье.
— Вряд ли согласится, — сухо проговорил Кику. — Даже если назначит встречу, все равно может не явиться.
— Как это: не явиться? — удивленно возразил Волох. — Речь идет не о рандеву — следует выяснить достаточно серьезные вещи.
— Так‑то оно так… Но если не хочет, чтобы другие вмешивались в ее дела? Тут она — глухая стена! А если решит, что ты нелестного мнения об этом Антонюке — «добровольца» зовут Василе Антонюк, — тем более не придет.
— В самом деле? — В голосе Сыргие слышалось раздражение. — Хорошо, отложим до других времен… Где, по крайней мере, она живет?
Этот вопрос, заданный словно бы между прочим, поставил Илие в тупик.
— Я спрашиваю: на какой улице она живет? Это нужно, понимаешь, нужно! Слишком многое остается неясным.
