— В стационар вход неживым людям строжайше воспрещен. Для нас с Геннадием Виссарионовичем в данном случае сделано исключение.
Арина хотела спросить, почему так, но они уже вошли в палату.
Это была обычная одноместная палата: тумбочка, кровать, мягкий стул. Укрытый по грудь голубой простыней, на кровати лежал молодой человек лет двадцати восьми — тридцати, не больше. Лицо его потемнело, вероятно, от длительной боли. Бесцветные губы сжаты. Глаза напряженно зажмурены, так что даже не дрожат ресницы.
— Ему осталось жить около пяти минут, — объяснил Петр Сергеевич. — Я специально привел вас в эту палату, чтобы вы увидели, как это происходит. В особенности чтобы это увидели вы, Алан Маркович. Прошу вас, смотрите внимательно.
— А зачем вам такая стерильность? — все-таки спросила Арина.
— К сожалению, не все возвращаются, — вздохнул Петр Сергеевич. — Иногда умирает человек — и ничего после него не остается: дернутся стрелочки на приборах — и один остывающий труп. Мы теряем каждого пятого жителя нашего города — пятую часть нашего прошлого. Здесь, в стационаре, при соблюдении некоторых условий процент потери несколько ниже.
— Крепы? — шепотом спросила Арина.
— Не только. Возможно, происходит полное разрушение личности. Мы провели специальное исследование и установили, что далеко не все жители нашего города, умершие за пятьсот лет, теперь с нами. Так что утверждение, будто все прошлое с нами, не выдерживает критики. Какой-то части прошлого мы лишены. Есть варианты: либо его вовсе не было, либо этим людям в другом месте, в каком-то ином пространстве лучше, чем дома.
Умирающий на постели вздрогнул.
— А может быть, его можно спасти? — еще тише спросила Арина. — Может быть, ему можно чем-нибудь помочь?
— Нет, в данном случае медицина бессильна. Рак, метастазы…
«Еще немного, и я поверю любому бреду, — думал Алан. — Все недостаточно научно, но почему бы этому не быть на самом деле?»
Больной на кровати мучительно умирал. Его впалые темные щеки и лоб покрылись испариной. В последнюю минуту он попытался ухватиться рукой за край постели. Рука была тощей и черной. Из полуоткрытых губ вырвался последний стон. Тело приподнялось в напряжении, сильно качнулось и упало на подушки. Голова медленно повернулась набок и замерла.
— Он умер?
— Да, но сейчас должен вернуться.
— Ему было больно?
— Нет, скорее страшно. Раковым больным перед смертью мы делаем укол морфия.
— А когда это произойдет?
— Трудно сказать. Обычно латентный период продолжается не более четырех минут. Прошу вас, не стойте так близко к нему, лучше отойдите к двери. Это небезопасно. Бывали случаи, когда живые теряли свою отражающую способность и вес, отдавая их свежеумершим.
