Рассказывал он долго, громко и с удовольствием; рассказывал, когда они уже вышли из душевой и шли по коридору, рассказывал в палате.
Из его объяснений выходило, что человек после смерти не исчезает, а продолжает функционировать — только он становится невидимым и неощутимым.
— … Это нормальный человек, а с крепами — сложнее. Или проще, если хотите, — говорил Геннадий Виссарионович. — В городе очень мало животных…
— Я слышала, они как матрешки! — перебила Арина. — Вкладываются один в другого и становятся очень умными — наверное, умнее людей!
— Вот-вот, объединяются! Очень умные! А теперь представьте себе, что объединяются люди: несколько человек умирают, а потом появляются в одном лице, — это лицо мы и называем крепом.
— Значит, они все-таки люди? — спросила Арина.
— Не совсем. — Геннадий Виссарионович тяжело и как-то неприятно вздохнул. — Видите ли, они объединяются не сами по себе, а выбирают предмет, скажем так, базу для воплощения. Основой для крепа может стать кукла из музея, робот, а иногда и просто костюм… В полосочку! Крепов очень мало, но, в отличие от меня или, скажем, от Михаила Михайловича, они и осязаемы и видимы, они имеют вес в килограммах, они пахнут, и они чертовски живучи.
— А чего же они хотят от нас? — спросила Арина.
— В том-то все и дело, что никто не знает, чего они хотят. Нам порой бывает очень трудно их понять. С человеческой точки зрения крепы совершенно алогичны, но какая-то своя логика у них, несомненно, есть. Вот, например, уже существующий креп способен присоединить к себе любого умирающего человека и таким образом обогатиться, но делают они это почему-то крайне редко. Я сказал, они видимы, но это тоже неверно: они могут быть видимыми, а могут и не быть, они могут пахнуть, а могут и не пахнуть.
— Соединение живого разума с неживым, — сказал Алан. — Кибернетика давно над этим бьется.
— А в природе оно уже существует! — подытожил главврач. — И ведь что интересно; еще при жизни человек подсознательно тяготеет к тому механизму или предмету, с которым объединится потом. Иногда это бывает даже трогательно.
Арину удивляло, что она опять не видит людей; в белых коридорах стационара было тихо и пусто, — но Михаил Михайлович успокоил ее:
