Крепы - Александр Сергеевич Бородыня

Первую птицу я увидела средь бела дня в середине полета. Жуткое зрелище. Зеркальный глаз отражает белое солнце. Распластанные тонкие крылья, как два широких острых ножа, режут голубизну, и вокруг них будто искры.

Наш старенький ТУ совершал обычный рейс. Я разносила по салону воду и конфеты. Заметив за стеклом иллюминатора живую птицу, я не испугалась. Я даже не сразу удивилась — так все было обычно, так спокойно.

Ужас накатил лишь минуту спустя.

В откинутом кресле спал пассажир. Зажал в кулаке пластиковый стаканчик пепси-колы и отрубился, а по его лицу, по его закрытым векам, по губам скользила жутковатая черная тень. На коленях он держал старенький докторский саквояж. Необычная вещь запала в память.

И только тут я осознала: «Шесть тысяч метров, скорость — восемьсот. Как это вообще возможно? Птице не выжить на такой высоте!»

Я всматривалась в иллюминатор. Алюминиевое крыло самолета отражало солнце так сильно, что заболели глаза. Конечно, ничего уже не было — только белесый воздушный вихрь.

Возвращаясь назад по салону, я на всякий случай еще раз глянула в этот иллюминатор. Пассажир со стаканчиком в руке все так же сладко спал. Птица исчезла, и я уверилась в том, что ее и не было. Привиделась. Оптический эффект. Не выспалась накануне. Уж слишком в тот день было чистое небо. Слишком яркое солнце.

Я никому не стала рассказывать о галлюцинации: узнают — дисквалифицируют, летать не дадут. А спустя десять дней я снова встретила того пассажира.

Обратный рейс ночной. В иллюминаторы почти ничего не видно. Но я заметила за круглым стеклом какое-то движение. Будто на черноту ночи накладывались медленные взмахи крыла. Крыло было чернее ночи.

Неприятности начались сразу после взлета. Это был какой-то чудовищный рейс. Перемещающийся грозовой фронт, неполадки с левым двигателем. Неестественная сонливость — наверное, от перепада давления. Самолет совершил вынужденную посадку, но никакой передышки не было — и часа на земле не провели. А потом меня вызвали во второй салон. И уже по нервозной настойчивости звонка можно было догадаться: здесь добра не жди.

На первый взгляд, женщина, как и все остальные пассажиры в салоне, просто спала. Но привести ее в чувство мне не удалось. Ни окрик, ни похлопывание по щекам — ничего не помогло. Она была без сознания.

— Помогите Анне! — попросил слабенький детский голосок.

Мальчик сидел по другую сторону прохода, у меня за спиной.

Рука женщины была почти невесомой. Мне никак не удавалось нащупать пульс. Пришлось потревожить капитана.