— Ну-ка, скажи, как выговаривать «о» с крючком? И что за пузатая буква идет сразу за нею?
Май отвернулась, скрывая улыбку. Потом на новой доске, сделанной ею для Тну, вывела пузатую букву и сказала:
— Здорово ты все помнишь, это — буква «р».
— Верно, «р»… «р»… Тупая моя башка!
Пусть Тну забывал буквы, зато он держал в голове все горные тропки — прямо на удивленье. Став связным товарища Кюйета, он ходил с поручениями из общины в уезд. И никогда не шел торной дорогой. Если враги перекрывали все исхоженные пути, он забирался на высокое дерево, оглядывал местность и после, пустившись прямиком через лес, выскальзывал из окружения. Он не любил переходить реку вброд и, выбрав место, где бушевали стремнины, переплывал ее, ныряя в пенистых струях как рыба. «Враги ставят засады у мелководья, где течение потише, — говорил он, — быстрины у них вне подозренья».
Но однажды, едва он подошел к пенившейся близ водопада реке Дакнанг и, завернув в широкий лист заунга[6] письмо от товарища Кюйета в уезд, сунул его в рот, собираясь броситься в воду, как вдруг в ухо ему уткнулось холодное дуло винтовки. Он еле успел проглотить письмо.
Спустя три дня жители деревни Соман увидели вражеских солдат, волочивших Тну. Он был связан крепко-накрепко.
— Ну, которые здесь коммунисты?! Покажешь — будешь жить!
Люди обступили Тну. Старый Мет стоял совсем рядом с ним. Мальчик качнулся и привалился на миг к старику.
— Помни, Тну, — раздался низкий раскатистый голос старого Мета, он говорил на языке штра, — не опозорь деревню Соман!
Тну ответил ему лишь взглядом.
— Порядок! — проворчал старик.
Вся спина Тну была исполосована ножом.
— Давай, показывай, где коммунисты!
— Развяжите сначала, — негромко сказал Тну, — освободятся руки — покажу.
Солдаты развязали ему одну руку. Он положил ладонь на собственный свой живот:
— Вот он, коммунист.
Снова нож полоснул его по спине — маленькой еще, шириною с заплечную сумку, оставленную ему матерью. Из пореза засочилась темная кровь; на старых ранах кровь с утра запеклась, темно-багровая, как смола сану.
Когда солдаты собрались тащить его дальше, Май бросилась к нему, обняла и зарыдала.
— Чего плачешь! — сказал он, вроде сердясь на нее. — Замолчи! Учись, старайся. Если умру, тебе быть подпольщиком…
Прошло три года, и Тну бежал из каторжной тюрьмы в Конгтуме. Раны на спине у него зажили. Дойдя до высокого дерева на опушке, он встретил Май. Она взяла его за руки и, держа их в своих ладонях, заплакала.
