– Где у вас вайга?
Клисс пнул по почкам существо неопределенного пола и возраста, склонившееся над разложенными на полу обломками костей (некоторые из них напоминали древние самодельные орудия труда, какие хранятся в музеях) и заорал:
– Вайгу давай!
Римма заметила на поясе у оборванца фляжку. Наверное, это. Внутри был пахнущий несвежей рыбой самогон с какими-то гадкими примесями, она с отвращением сделала несколько глотков и протянула трофей Зойгу. Рядом закашлялся Саймон, тоже изъявший у кого-то флягу.
– О товарищах подумай, – толкнув его, свирепо напомнила Римма. – Им тоже надо!
Зойг оторвался от горлышка, крякнул и выдохнул:
– Вот это вещь!.. Закусить бы солененьким…
– Вещь!.. – после приступа судорожного кашля согласился с ним Роберт.
Сабрина отхлебнула, поморщилась и выдавила:
– Помесь спирта и рыбьего жира.
По телу разливалось тягучее темное тепло. Римма пошатнулась, шагнула в сторону, пытаясь сохранить равновесие. Надо взять образец для Пергу… Она забрала у Сабрины фляжку, встряхнула, проверяя, осталась ли там жидкость, прицепила к поясу, и тут удар сзади по шлему чуть не сбил ее с ног.
– Копы хотят вылакать всю нашу вайгу!
Кирч развернулась и кому-то врезала, но она слишком ослабла после нападения треугольников, да и остальные были сейчас плохими бойцами. Обитатели домберга колотили их чем попало, уворачивались от ножей и метались вокруг, как пляшущие тени. Римма пропустила удар в скулу, ощутила во рту привкус крови. Ее охватило бешенство пополам с отвращением: это же последний сброд, за поллитра спиртного готовы в глотку вцепиться…
Мир больше не пытался казаться устойчивым. Покачивалась, уходя из-под ног, каменистая площадка, поросшая пучками шершавых серо-зеленых листьев. Четырехэтажное здание странного вида, длинное, темное, заслоняющее перспективу (верхушка домберга, пришвартованного к отвесной скале), тоже слегка смещалось то вверх, то вниз, то вправо, то влево. Шевелились на ветру листья-языки, а если посмотреть на туманное небо, все окружающее начинало плыть и заваливаться куда-то в сторону. К тому же вокруг сновали люди, перетаскивающие на берег свои пожитки.
Поль стоял в центре этого шаткого пространства. Кожа зудела (теплая одежда, которую ему дали, кишела паразитами), и вдобавок опять было холодно, но и то и другое он воспринимал отстраненно, словно выпитая вайга нарастила между ним и остальным миром многослойную оболочку и дискомфортные ощущения, так же как и треугольники-упыри, застряли где-то между ее слоями.
