встречались даже в толковании самых, казалось бы, безобидных слов. Держа книжицу на вытянутой руке, Иван Петрович легонько отчеркивал замечательные места:
«…Не было примера, чтобы у нас в России человек, приносивший относительно, так сказать, услуги отечеству, был оставлен без призрения…»
Вроде бы ничего предосудительного… когда бы не сноска к заключенной в кавычки фразе: «Мертвые души», рассказ капитана Копейкина. Глава X, стр. 393. Хоть Иван Петрович не причислял себя к знатокам беллетристики, разумеется, Гоголя знал, а уж рассказ потерявшего в двенадцатом году руку и ногу капитана тем более помнил, что самого мучила раненная под Смоленском нога. Так что если и открыл «Мертвые души», то для того лишь, чтобы увериться в точности приведенного. И уверился. Говорил у Гоголя некий начальник, отправляя ни с чем просившего пенсион бедного капитана на казенный счет к месту жительства, отчего сказанное получало смысл ядовитый — и у Петрашевского еще более, нежели у Гоголя.
Впрочем, Петрашевский не стеснялся высказываться и прямо.
В статье «Оптимизм» — по поводу веры.
В статье «Оракул» — относительно власти.
В статье «Негры» Иван Петрович отметил местечко о племени буджуанов, до того неподклонном рабству, что европейцы почти не берут их в свои колонии… Это выставлялось за доказательство истины, что неуступчивость и враждебное отношение к притеснителям лучше всего заверяют неприкосновенность и свободу…
Статья «Национальное собрание» излагала конституцию Франции, изданную во время Великой революции, с подробностями, каковые Иван Петрович педантично отчеркивал. «Оппозиция, — еще через несколько страниц отмечал Иван Петрович, — столь же древня, как и конституция, на деле охрана законной свободы граждан от властительского произвола… Восставая противу всякого рода злоупотреблений, она содействует к прочности политического организма, поддерживая в нем элемент жизни и движения…»
Ивана Петровича не могли обмануть такие уловки автора, как фраза о том, что «нашим законодательством (превосходящим своим благодушием, кротостью и простотою европейские законодательства) узаконяется оппозиция…». Нет, подобные уловки только резче выставляли опасность этого пропагатора, начитанного, хитроумного, дерзкого.
«…Молчание, — читал далее и отмечал методически Иван Петрович в статье „Оратор“, — если оно только не происходит из особенной, даже иногда весьма похвальной при настоящей организации общества осторожности или боязни, чтоб речь не была перетолкована во вред говорящему людьми официально неблагонамеренными (см. слово
