Время сбора, время хора, время ора —
Колобродят колокола на высотах,
Собирая стада Твои, Господи, в Твои соты...
Вот речка детства и юности моей — струй мельканье:
В них — рыбы к субботе моей, облаков чистейшие ткани.
Стрекотанье цикад, травы в росах, древесные тени:
Вишен, яблок и груш сочность, сладость и мленье...
Больно мне, ведь давно я здесь не был, и свет тот погас,
Не пивал эти воды, чистейшие, словно слезы из глаз.
Что вернулись взглянуть на места эти, память храня
Может, мама взойдет в тихой святости и поцелует меня
В медно-медовом золоте дня...
Перевод Е. Бауха
«Чудится мне, что рука моя ждет…»
/Перевод Е. Бауха/
* * *
Чудится мне, что рука моя ждет:
планировать стихотворные ряды —
Богу моему, что спланировал мою родину,
скалистую, песчаную.
Как форма ее из песка и скал,
долин и горной гряды —
форма родины моего духа: мои выраженья.
Я не приверженец краткости
и не чемпион прокрустова ложа,
не могу измерять в скорлупе ореховой малой
вожделенья бушующей крови.
И учусь я законам ритма у моря:
избрал в мэтры тебя, Средиземное море,
в мэтры поэзии!
Перевод Е. Бауха
СОЛДАТЫ В ИХ БЕДСТВИЯХ
/Перевод Е. Бауха/
Не пророк я в Сионе, свидетель лишь — бедствиям,
страданьям солдат в огне агоний,
стиранию лиц, погрязанию сердца,
сжиганью души и пророчества вместе,
образу мудрости солдатских ладоней —
карта черствой страны этой в их руках...
Не пророк я в Сионе, а просто так:
то ли пес домашний, то ли шакал,
что ноздри в ночи раздувает,
чует запах беды и вовремя лает.
Перевод Е. Бауха
В ДОЖДЛИВУЮ НОЧЬ В ИЕРУСАЛИМЕ
/Перевод Е. Бауха/
Горсть дворовых деревьев шумит, словно лес,
тяжесть рек несут облака — разверзнутся хляби, жди!
Ангелы мира, как дети мои, тихо сидят в тепле,
стонут деревья под ветром, глухо шумят дожди.
Снаружи — Иерушалаим: город странствий отца,
несущего в жертву сына на высоту эту:
огонь зари еще пылает вдали, там, на горе,
не погасили дожди его: вечный огонь Завета.
Если Бог повелит мне, как Аврааму,
повеленье исполню силой любви,
поют мое сердце и плоть в этот дождь, в эту ночь,
Ангелы мира — дети мои!
Где величье, где миф в чувстве чудном этом?
Жизнь древняя пульсирует в зорях Завета,
кровь поет во плоти отцовой молитвой,
Храмовая гора готова к жертве с рассветом!
Снаружи — Иерушалаим... Деревьев пенье —
Их корчевали враги не в одном поколенье...
Тяжесть рек несут облака и молний горенье,
в ночь дождливую гром — словно бы откровенье
мужества — до свершения всех поколений".
Перевод Е. Бауха
