- Разбег очень короткий, - только и сказал он, но я заметил, как страх тронул его лицо.
- Прыгай первым, - сказал я, ясно осознавая, что для меня этот прыжок не так важен, как для него. - И бери чуть правее и на полметра дальше. Островок находится именно там.
Длинный ничего не ответил, только последний раз взглянул на ручей и отошел в точку разбега. Было видно, что он совсем не тренировался в прицельных двойных прыжках, не говоря уже о двумерных, но его длинные ноги сослужили ему хорошую службу. Его правая нога шаркнула по ближнему краю островка и чуть было не соскользнула в ручей, но он все-таки умудрился оттолкнуться и через какой-то миг он грохнулся на противоположный берег, растянувшись во всю длину своего тела. Происшедшее так и осталось для меня загадкой - либо он все-таки воспользовался половиной моего совета, либо ему помогло его собственное неумение...
Если бы разбег был хотя бы на полметра больше, я перепрыгнул бы ручей даже трехмерным переворотом, несмотря на то, что весьма слабо владел этим приемом, но разбега не было, как, впрочем, не было и времени для того, чтобы сосредоточиться, "фонтан" начинал выталкивать редкие черные брызги, и я, дважды вознесясь над тянущимися ко мне языками хищного ручья, растягивая почти до предела сухожилия, приземлился по всем правилам на левую ногу в нескольких сантиметрах правее распластавшегося Длинного.
- Ну как, не ушибся? - спросил я его, понимая, что делаю это совершенно напрасно, и он мне ответил застывшей улыбкой покойника, улыбкой, которую я никогда в жизни не видел, да и не хочу больше увидеть. Страх неожиданно резанул по струнам нервов, и дрожь в руках и ногах заставила присесть на землю. Какая-то мысль вспыхнула в моем мозгу и сразу же угасла. Очень важная мысль, я судорожно пытался выловить ее из извилистых лабиринтов памяти, но повсюду натыкался лишь на защитные блоки программы.
Дождь бил меня по лицу своими тяжелыми шершавыми каплями. Темнота, вокруг темнота. Я не сразу понял, где я нахожусь, а когда понял, то понял еще, что скоро вымокну насквозь. Весенний ливень лил как из ведра, и никакие деревья не смогут укрыть меня от его мокрой неизбежности. А что делать теперь? Все происходящее было настолько необычным, что лишь теперь, принимая холодный душ майского дождя, я смог трезво взглянуть на все это как бы со стороны. Невозможно. Все, что произошло, было совершенно невозможно с точки зрения обычного человека, я был готов во все это поверить, но здравый смысл, этот проклятый здравый смысл, встал на дыбы и насмерть защищал единственно верное с его точки зрения решение - я просто свихнулся. Лежать на мокрой траве под проливным дождем было не очень приятно и я, наконец-то собравшись с силами, встал с твердым намерением найти хотя бы что-нибудь отдаленно напоминающее укрытие. Что-то блеснуло в траве у моих ног. Ну, а что теперь скажет здравый смысл? Я нагнулся и поднял блестящий тяжелый предмет, и здравый смысл умолк. Вполне реальная тяжесть диверсионного пистолета оказалась лучше самых фантастических доводов в пользу происшедшего накануне. Это меня даже как-то странно обрадовало... А вот укрыться от дождя было негде, что теперь уже, впрочем, не имело никакого смысла, даже что ни на есть самого здравого, я все равно уже промок до нитки. И вот оно снова возникает, логически необоснованное решение, твердое решение с уверенностью полной правильности того, что необходимо делать дальше. Интуиция? Предвидение? Какое-то смутное предчувствие, которое уже не раз за последние дни показало свое преимущество перед сознательно принятым и логически обоснованным. Оно уже однажды спасло мне жизнь, и даже если сейчас оно заведет меня в тупик, то мы будем просто квиты... Что бы это не было, я подчиняюсь ему... И вот я сначала медленно двинулся в нужном направлении, затем что-то заставило меня ускорить шаг, и в конце концов я побежал, понимая, что времени у меня остается все меньше и меньше. Пусть я не понимаю, почему у меня мало времени, не понимаю, куда бегу, но я твердо знаю одно - если включилась эта не то интуиция, не то предвидение, то, значит, где-то рядом опасность... И, пересекая предпарковую зону, отделяющую меня от трамвайной остановки, я все-таки попытался подвести теоретическую основу под мои алогичные поступки, пусть довольно шаткую, но так необходимую мне сейчас для сохранения душевного равновесия. Получилось нечто вроде того, что логически мыслить можно лишь в безопасности, а в критических ситуациях включается интуиция, и она куда надежнее... Передняя дверь в трамвае уже закрылась, и я в три прыжка влетел в трамвай сквозь прикрывавшуюся заднюю дверь. И только тут, отдышавшись, я окончательно понял, куда и зачем я спешу и, поняв, почувствовал, что такое настоящий страх. Страх, как и положено настоящему страху, вспыхнул и угас, сменившись упрямым спокойствием обреченного, а когда я увидел свое отражение в стекле, то ко мне сразу же вернулось чувство юмора, хорошо еще, что в салоне было мало людей и никто из них не обернулся, когда я ввалился сюда. Грязный с ног до головы, в рубашке с оторванным рукавом и с пистолетом в правой руке. Осторожно оглядевшись, я сел на заднее сидение и быстро засунул пистолет под рубашку, чувствуя, как он больно оттягивает брючный ремень. За окнами было совершенно темно, а трамвай все катился и катился вперед без остановок. Наконец показались первые дома с редкими прямоугольниками светящихся окон, и трамвай остановился. Водитель назвал остановку и попросил освободить вагон в связи со следованием его в депо. И я освободил его, выскочив на пустынную улицу.
