Пили чай, круто заваренный на сухой смородиновой ветке, вяло заводили разговор о том, кто откуда. Приглядывались друг к другу в тусклом свете керосиновой лампы. Парень заночевал на нарах, а утром, оглядев все хозяйство, искренне опечалился:
— Да разве ж так надо жить? Разведите скотину, огород, сад справьте.
И тогда, показав в робкой, виноватой улыбке два редких верхних зуба, Петр Алексеевич сказал:
— Стрелять еще могу. А терем мне не осилить. Да и зачем он?
— То есть, как зачем? — хмыкнул парень. — Жить! Вон жена, еще ж крепкая женщина. Верно я говорю, теть Оня?
Женщина смутилась и полезла в карман фуфайки за махоркой и клочком газеты — скрутить «козью ножку».
Она, высокая, суетливая, все еще смущаясь, быстро посмотрела на него острыми черными глазами, сказала:
— Да и я ему говорю: давай корову купим? А то все кошки, собаки… Хатенку справим… Че ж, все рукой машет…
Узким, длинным лицом, с резко выпирающимися скулами и жидкой, короткой косичкой хвостиком она походила на женщину из дикого индейского племени, — сухая, смуглая.
— А пенсия какова? — повернулся парень к хозяину.
— Двенадцать.
— Что так?
— А-а, хлопотать… Зимой бью зайца, иногда козла… Ловлю водяную мышь — шкурка ее теперь в моде… Ничего, на муку хватает…
— Ой-ей-е!..
Уходя, парень все качал головой, удивлялся…
А после зачастил и однажды привез огромную машину досок. Правда, не совсем новых, но сухих и крепких. Он забарабанил в окно.
— Теть Оня-я, а нук на подмогу!
Она выскочила и, увидев его, веселого, разгоряченного, взмахнула руками:
— Это нам? Такую машинищу, нам?..
— Вам, теть Онь, вам… — а сам с шофером: — Р-раз, два-а, взя-яли!
Загремели доски на тонкий снежок.
— Батя, ты не ахай, не ахай… — говорил он Петру Алексеевичу, старавшемуся попасть рукой в рукав фуфайки. — Не успеем до холодов, весной достроим! Ишь, раскудахтался! — довольно посмеивался парень. — В наше-то время и жить в землянке? Нет уж, дудки!.. Батя, иди-ка да быстренько собери все свои бумажки… Не может того быть, чтоб не добавили пенсию. Уж год, как объявили, что все участники Великой Отечественной будут получать пенсию не менее пятидесяти. Не бойсь, батя, я везучий… Я добьюсь… Р-раз, два-а, взя-яли!..
— А денег-то, денег-то сколько? — суетился Петр Алексеевич.
— Вот когда разбогатеешь, — похохатывал парень, — тогда с процентами отдашь и то только за машину…
— Дак как-то неловко, ребята, а? Сколько, а?.. Плашки-то хороши!
— Батя, таких плашек у нас на заводе столько жгут за ненадобностью, что можно деревню выстроить… Правда, правда… Как субботник, так костры пылают… Это все старые опалубки… Так что не переживай, батя. Неси бумажки, и мы поехали… Жди меня через неделю…
