Женщина осторожно села, но свободно, как дома.
— Дак, что Володимирович, ноне ведь все не так, — она перевязала у подбородка концы капроновой косынки. — Рожают — не крестят. Верят аль нет в бога-то, а крестить бы надо, по-нашенски, по-сибирски. Погулять — человек родился… Да, и женятся тайком, молчком, хоронят — всплакнуть боятся — вишь стыдно… Дак пусть уж, Володимирович, они сами, как решат. Им ведь до-олгая жизнь, не нам…
— Не надо, отец, большой свадьбы, — взмолился Андрей. — Сделаем вечер и все. Можно в ресторане…
— У нас, что же, дома нет?
— Есть. Только давайте-ка это дело решим завтра…
— Идея! — весело сказал Владька. — Курица остыла.
— Ну что ж, наливай, жених. Федоровна, тебе, может, покрепче?
— Оно можно и покрепче. Попривычней.
Андрей принес хрустальный графинчик с водкой, налил стопку тете Наташе.
Наконец, пробка ухнула в потолок.
Подняли тост за молодых. За дедов и прадедов. За сталь на заводе.
Зазвонил телефон.
Владька метнулся к нему, поднял трубку — Москва. Передал трубку отцу.
— Чего это ты веселый? — спросил Суздалев, поздоровавшись.
— Знаешь, Леонид Платонович, радость — сын надумал жениться. Дернул я немножко шампанского.
— Эт-то можно. Когда свадьба?
— Да вот совет еще держим.
— Скажешь — прилечу. Надеру Андрюхе уши. Ишь, подлец, вырос!.. Ну, так я вот что звоню: подготовь-ка доклад о работе завода. На днях западные «киты» съезжаются — выступишь…
— Леонид Платонович, извини, а что лучше моего завода не нашел?
— Не прибедняйся… Знаю я тебя… Ну, будь здоров! Давай, тяни… Завтра позвони в девять. Сегодня уж ругаться не буду… Будь здоров, еще раз! Привет ребятам!..
В комнате стол уже отодвинули. Федоровна катала по столу хлебный шарик и отрешенно смотрела на блеск хрустальной вазы. Молодые танцевали. Владька менял ленты на магнитофоне.
— Привет вам, сыны, от Леонида Платоновича. На свадьбу прилетит. Драть вам уши обоим… Ну, Федоровна, давай еще по одной, да я спать отправлюсь.
Женщина подняла голову с далекими, влажными глазами:
— Давай, батюшка, еще по одной… Жизнь-то как катится, — печально вздохнула. Выпили. Покряхтели и поставили стопки.
— Что ж, Федоровна, на то и жизнь, — сказал он и улыбнулся Ольге, остановившейся у стола. — А давай-ка, сын, заведи вальс!
Кедрин оживился и, не дожидаясь музыки, стремительно повел Ольгу на середину комнаты. А танцевать пошел медленно, мелкими шажками, стараясь меньше кружиться.
— Дед-то, дед-то наш, захмелел! — смеясь шептал Владька Андрею. — Смех, как танцует…
