Но сейчас неторопливость и осторожность Сулимы раздражали его. «Ему лишь бы выслужиться перед начальством, — думал Саша. — Он теперь готов любой приказ Гусева выполнить, лишь бы удержаться на должности машиниста».
Саша видел теперь в Сулиме только плохое, хотя сам понимал, что судит о нем предвзято. «Так можно и обо мне подумать. Как только меня сняли с должности машиниста стана, а его назначили, так, значит, он мне врагом стал. Выходит, я вроде за карьерой гонюсь».
От этих мыслей даже во рту нехорошо становилось, как будто съел незрелую грушу. «Но я же не о себе забочусь. Разве можно сейчас работать так, как требует Гусев? Каждому ясно теперь, что так работать нельзя. И в Москве на совещании стахановцев только об этом и было разговору. И Сталин сказал: новые люди, новые времена — новые технические нормы. Но, может быть, Гусев передумает. Вчера на заводском собрании ему сильно досталось. Неужели он и сейчас будет упорствовать?»
Гнатюк сам от себя таил мысль, пришедшую ему в голову, но все же она порой завладевала им. Саше казалось: придет он на работу, а в восемь часов поднимется Гусев на стан, подойдет к нему, протянет руку и скажет по-дружески: «Забудем, товарищ Гнатюк, про все, что было. Становитесь на свое место и трудитесь по-стахановски».
…Смена началась как обычно. Сулима не торопясь уселся, поерзал в кресле, выбирая удобное положение, все так же не спеша взялся за рычаги, двинул вперед подающий аппарат, проверил все другие механизмы стана. И, как всегда, спокойным, почти равнодушным голосом, спросил, повернувшись к Гнатюку:
— Начнем?
— Начнем.
Он дал сигнал. И от прошивного стана двинулась тележка с первой гильзой.
Сулима подал рычаг вперед. Гильза легла в желоб, подползла к стану. Сулима тронул второй рычаг. Стан поднатужился и начал раскатывать гильзу в трубу.
Но уже с первых минут Гнатюк заметил необычное. Движения Сулимы, всегда такие спокойные, до тошнотворной нудности размеренные, стали как будто более быстрыми. И сам он, казалось, весь собрался, точно ему хотелось помочь стану быстрее раскатать гильзу. Обычно, закончив прокатку трубы, он давал сигнал и царственно восседал в кресле, спокойно выжидая, когда подадут следующую гильзу. Иногда даже склонял слегка голову на грудь, как будто вздремнув. Вот так он сидел вчера в третьем ряду на заводском собрании. Казалось, он спит, не обращая внимания на происходящее. «Как всегда, равнодушен», — с досадой подумал Гнатюк. Только на несколько секунд поднял Сулима голову и с интересом взглянул на сцену, когда Саша в запальчивости крикнул Гусеву: «К черту пределы!»
