Но вот подошло к концу тяжелое изнуряющее ожидание. Время — двадцать один сорок пять. Командир приказал:
— Гасить костер, готовиться к спуску!
Обычно спокойный, этот человек сейчас волновался. Ему, как и каждому партизану, было до боли тяжело смотреть на раненых. Почти без медицинской помощи, без медикаментов, они безмолвно переносили страдания, понимая, что здесь никто не может им помочь. Наконец была получена радиограмма: командование флота решило сделать попытку снять с занятого врагом берега больных и раненых. Теперь оставался еще только один переход. Спуск к морю, трудный, тяжелый — но последний.
Командир посмотрел, как гаснет костер, и тихо скомандовал:
— Направляющие — вперед! Поднять раненых!
Но он не окончил. Неожиданно кто-то крикнул.
— Смотрите, что это?
Вдали все увидели яркую вспышку костра. В его мерцании было что-то тревожное.
— Это на Орлином залете! — уверенно сказал Черников.
Костер в горах всегда настораживает. Все смотрели на маленький далекий огонек. Кому понадобился этот костер? Партизаны там быть не могут. Значит, гитлеровцы? Что они готовят? Во всяком случае следует торопиться, и командир приказал: двигаться быстрей.
В это время Черников доложил:
— Костер морзит, товарищ командир!
— Как морзит?
— Там кто-то сигналит. Вот, смотрите! Опять начал передавать текст. Читаю… Точка тире тире, тире точка точка точка… Вни-ма-ние, — расшифровывал световые сигналы Черников.
Кто посылает эти таинственные знаки? И кому они предназначены?
А с вершины Орлиного залета, преодолевая расстояние и тьму ночи, вновь и вновь шли вспышки сигналов.
Черников вынул из кармана электрический фонарь, с помощью которого должен был установить связь с подводной лодкой.
— Отвечать?
Командир задумался. А вдруг это — враг?..
…Нет такого отчаянного положения, из которого человеческая мысль не нашла бы выхода. Но сначала, прижавшись потным лбом к прохладному камню, Серебряков ни о чем думать не мог. Им овладело какое-то тупое оцепенение. Смертельно хотелось спать. И все-таки он искал выхода. Сначала все разбивалось о глухую стену отчаяния, ощущения безнадежности и собственного бессилия. Потом Серебрякову показалось, что есть у него какой-то выход, просто он никак не может вспомнить или сообразить, что нужно сделать…
Только бы стряхнуть это страшное оцепенение! Он приподнял голову, огляделся. Вокруг темнели кусты. Он вскочил и принялся судорожно шарить руками по земле, собирая листья и ветки. Часто ладонь его напарывалась на острые камни; руки скоро стали мокрыми от крови. Но Анатолий не чувствовал боли — он спешил. Когда, по его мнению, топлива собралось достаточно, он чиркнул спичкой. То ли пальцы дрожали, то ли подул ветер — спичка погасла. Следующую он зажал всей горстью и сразу прикрыл огонек ладонью. Костер не загорался. Тогда он достал целую пачку спичек и чиркнул их все о коробок. Но ветки и влажные от ночной сырости листья не загорались. Спичек осталось немного. Больше рисковать Анатолий не мог. Он выдернул из автомата магазин, высыпал из него остатки патронов. Он расшатывал пули пальцами, рвал их из патронов зубами…
